Враг Шарпа

В замковом подземелье Обадия Хэйксвилл, растирая запястья там, где была веревка, криво улыбался другим пленным и обещал устроить побег. Отойдя подальше от факелов, освещавших только ступени и охранников, он протискивался все дальше и дальше вдоль стены, через грязь и стылые лужи, пока не забрался в самый темный угол. Там обнаженная фигура, мертвенно бледная на фоне темных камней, поднялась и принялась, дергая головой, раскачивать один из камней стены. Хэйксвилл двигался медленно и тихо, не желая привлекать внимания: он помнил об одной вещи, о которой все остальные, казалось, забыли.

На холме у дозорной башни Фредриксон написал несколько строк на листе из блокнота и передал его французскому офицеру.

– Это адрес моего отца, хотя один Господь знает, буду ли я жить поблизости от него.

У Пьера имелся запас официальных визитных карточек, на обороте одной он записал свой адрес.

– Может, встретимся после войны?

– Думаете, она когда-нибудь закончится?

Пьер пожал плечами:

– Разве все мы не устали от нее?

Фредриксон явно не разделял эту точку зрения, но ему показалось невежливым возражать.

– Значит, после войны, – он последний раз взглянул на немецкого улана, чью пику украшала грязная белая тряпка. Улан был крайне недоволен, ему не нравился этот самодельный флаг, и Фредриксон перешел на немецкий. – Если у тебя не будет в руках этой тряпки, тебя подстрелят свои же, – он обернулся к Пьеру и снова заговорил по-французски. – Вы же обязуетесь соблюдать все обычные формальности: подождете, пока вас обменяют, и до того не поднимете против нас оружия?

– Да, конечно, я обязуюсь соблюдать все формальности, – улыбнулся Пьер. – И никому не говорить, что я здесь видел?

– Разумеется.

– Но за него я не поручусь, – кивнул Пьер на улана.

– Он не видел ракет в башне, так что сказать ему нечего, – Фредриксон ухмыльнулся, чтобы скрыть ложь: ему было доподлинно известно, что сержант Роснер в деталях обрисовал юному улану, как именно несуществующие ракеты делают позицию на холме неприступной. – Жаль, что вам надо ехать, Пьер.

– С вашей стороны очень благородно отпустить меня. Удачи! Встретимся после войны.

Фредриксон долго смотрел им вслед, потом бросил одному из сержантов.

– Вне всякого сомнения, он чудесный человек.

– Похоже на то, сэр.

– И весьма здравомыслящий. Предпочитает старый собор в Саламанке новому.

– Правда, сэр? – сержант не заметил в Саламанке и одного собора, не то, что двух.

Но Фредриксон уже обернулся, чтобы встретить выбравшегося из зарослей кустарника лейтенанта Визе.

– Отличная работа, лейтенант. Кто-нибудь ранен?

– Капрал Бейкер потерял палец, сэр.

– Левой или правой руки?

– Левой, сэр.

– Чудесно, значит, из винтовки стрелять сможет. Замечательно! А как кончатся патроны, закидаем их снежками! – он ухмыльнулся сержанту. – И пусть бойцы со всех концов земли идут на нас, сержант, мы оттолкнем их прочь![123]

– Неплохо было бы, сэр.

– Они придут, сержант, они придут!

А на севере от селения, вне досягаемости снайперов с холма, разворачивались две батареи французских пушек. Лошадей уже увели, готовые к стрельбе боеприпасы сложили у орудий; теперь горы ядер и саржевые мешки с порохом засыпало снегом. Артиллеристы были уверены в себе: пехота подвела, и генерал наконец-то проявил здравый смысл. Они не просто артиллерия, они французская артиллерия, любимое оружие Наполеона. Самый последний пушкарь во Франции гордился тем, что император был артиллеристом. Сержант смахнул снег с вензеля N на казенной части орудия и прищурился поверх ствола на монастырь. Скоро, моя красавица, скоро, подумал он, похлопав по стволу, как будто монстр из бронзы, железа и дерева был его любимой дочерью.

Пока длилось перемирие, монастырь посетил и Шарп. Он пересек лощину, оставляя следы сапог на свежем снегу, и остановился у входа, глядя на уставившиеся прямо ему в лицо дула орудий. Войдя, он миновал граб, заново украшенный снегом: казалось невероятным, что лишь вчера утром немецкие стрелки повязывали голые ветви белыми ленточками.

Переговорив с офицерами и изрядно удивив их своими словами, он заставил каждого повторить приказ, затем прошел вместе с ними по позициям, чтобы убедиться, что они все правильно поняли. Казалось, фузилеры с облегчением услышали:

– Мы не будем защищать монастырь, джентльмены.

– Держите что-то в рукаве? – ухмыльнулся Гарри Прайс.

– Нет, Гарри.

Потом Шарп спустился вниз и нашел Харпера.

– Патрик?

– Сэр? – расплылся тот в широкой ирландской улыбке.

– Все в порядке?

– Ага. Какие планы? – Шарп рассказал ему все, и ирландец кивнул. – Парни будут рады вернуться к вам, да, сэр.

– И я буду рад, что они вернутся. Так им и передай.

– Они и без того знают. Как там мой дружок, рядовой Хэйксвилл?

– Гниет в подземелье.

– Слыхал, слыхал, – осклабился Харпер. – Это хорошо.

– Уже забил гвоздь в пушку?