Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году

В ходе этих учений специалисты, по их собственным заявлениям, оценивали военную ситуацию как «чрезвычайно благоприятную», что дало представителю Министерства иностранных дел повод для злорадного замечания: «Далее будет, по всей видимости, выдвинуто предположение о том, что Англия стала жертвой землетрясения в море, Америка отчасти в результате ураганов, а отчасти в результате ложных спекуляций оказалась на пороге разрухи, а Чехословакия в это время целиком и полностью была поглощена заключением конкордата»^{42}. И тем не менее начальник Войскового управления Вернер фон Бломберг в результате проведения маневров вынужден был признать, что перспективы Германии с учетом нынешнего состояния вооружений были отнюдь не благоприятны. Даже если бы Германии пришлось противостоять одной лишь Польше и та, в свою очередь, не имела бы поддержки союзников, то Германия смогла бы «лишь непродолжительное время и с потерями обширных территорий оказывать более или менее перспективное сопротивление». Оборона изолированной Восточной Пруссии и необходимость организации снабжения по морю доставляли немцам немалое беспокойство.

Тем большее удовлетворение мог испытывать Бломберг, когда несколько месяцев спустя он отправился с целью проведения инспекции в СССР и обнаружил совместные предприятия «в наилучшем состоянии». Это утвердило его во мнении: «Их большая ценность в деле обеспечения вооружениями не подлежит сомнению. Использовать их в полном объеме с точки зрения вооружений — жизненно важный интерес»^{43}. Рейхсвер здесь может позаимствовать опыт Советской армии. Что касается штабной работы, то тут недостатки очевидны, однако применяемые русскими тактические и оперативные принципы отвечают немецкому образцу. В обороне и в отступлении Красная армия обладает большей сноровкой, чем в наступлении. Укреплять армию в любом случае необходимо. Уже сейчас с ней надлежит считаться. «Иметь в ее лице друга — значит получить преимущество». В сопровождении Оскара фон Нидермайера, начальника московского центра «Ц-Мо», Бломберг встретился с руководством Красной армии. Климент Ворошилов, преемник Троцкого, заверил его, «что в случае нападения Польши на Германию готов оказать всяческую помощь». На вопрос, может ли Красная армия, со своей стороны, рассчитывать на поддержку Германии, Бломберг не дал ясного ответа, сославшись на то, что этот вопрос находится в компетенции политических ведомств^{44}.

Позже он писал: «Красная армия — мощная оборона страны. Численность ее была несметна, а территория страны представляла собой гигантские неосвоенные пространства. Складывалось впечатление, что агрессор, сделавший ставку на технику военного искусства, непременно бы увяз [на этих просторах]. Так что я в то время расценивал нападение на Россию […] как маловероятное»^{45}. Похоже, что этой же реалистичной точки зрения Бломберг придерживался и на посту военного министра при Гитлере, хотя и предпочитал умалять роль прежних взаимоотношений с представителями Красной армии в деле наращивания вооружений Германии^{46}.

При этом штабные учения 1928/29 г. со всей очевидностью обнажили слабость рейхсвера. Войсковое управление на сей раз исходило из увеличения объема вооружений, успешно осуществленного к 1933 г., и моделировало военный конфликт между Польшей и СССР. В ходе этого конфликта Франция, намереваясь поддержать своего союзника, пытается организовать демарш по территории Германии. Результат показал, что рейхсвер оказался не в состоянии провести решающее сражение, но смог лишь затянуть наступление врага. Таким образом, любая война в обозримом будущем должна была привести к катастрофе^{47}.

Эти горькие выводы, без сомнения, способствовали тому, что командование рейхсвера в 1932–1933 гг. отдало предпочтение политическому направлению, которое активно провозглашало такие лозунги, как «возобновление обороноспособности страны» и «борьба с Версальскими соглашениями». Однако для начала следует принять во внимание, что после окончания Первой мировой войны возможная война с Россией на протяжении более чем десяти лет не являлась предметом дискуссий — ни в политических кругах, ни в армии. Вместо этого в качестве врага рассматривали нового соседа на Востоке, вновь народившуюся Польскую республику; главным же противником Германии, конечно, была Франция. В силу условий Версальского мирного договора и благодаря контролю (пусть и не всегда эффективному) рейхстага и демократической общественности военные не могли помышлять о том, чтобы решить «польскую проблему» «посредством вторжения». С учетом тогдашней ситуации битва на участке между Варшавой, Минском и Киевом теоретически могла развернуться только между русскими и поляками. Однако была ли Красная армия в состоянии избежать повторения опыта, полученного на Висле и с победой двинуться на Запад, этого в начале 1930-х гг. определенно сказать не представлялось возможным. Да и кто в Германии, за исключением немецких коммунистов, стал бы приветствовать общую для обоих народов «освободительную войну»?