Кое-что говорит за то, что военный план Гитлера в мае-июне 1939 г. еще вовсе не был принят окончательно. Нет и точного текста его выступления 23 мая, включая замечание относительно «жизненного пространства на Востоке». Ясно только то, что без определенной необходимости он не хотел развязывать войну против западных держав, а надеялся на их сдержанную позицию либо нейтралитет. Путь войны ни в коем случае не был дорогой с односторонним движением. Поэтому среди стратегических решений Гитлера было и такое, которое позволяло при благоприятных условиях не только убрать с пути мешавшую Польшу, но и сразу же начать самую важную для него войну.
ВОЙНА НЕРВОВ
Когда 23 мая Гитлер разъяснял своей военной верхушке сложившуюся ситуацию и собственные намерения, Япония как раз ввязалась в бои с Красной армией в Монголии на Халхин-Голе. Конфликт постепенно разрастался, но его искры пока не перекинулись на Европу. Гитлер хотя и придавал большое значение Японии, тем не менее нерешительность со стороны Токио в деле расширения военного союза заставляла медлить и его самого. По его словам, «в интересах самой Японии заблаговременно начать действовать против России»{314}. Почему он сказал «заблаговременно»? Сталин, во всяком случае, отреагировал сразу же, приказав разработать план изгнания японцев из спорного района. Одновременно он подал сигнал Берлину о своей готовности к поиску компромиссного решения.
1 июля части японской Квантунской армии попытались нанести довольно серьезный удар, но были отброшены превосходящими силами объединенных советско-монгольских войск{315}. Затем вплоть до 22 августа бои прекратились, пока Сталин не приказал Жукову начать крупномасштабное наступление. Это был первый блицкриг, в результате которого в течение всего нескольких дней была уничтожена 6-я японская армия. В это же время Риббентроп прибыл в Москву, чтобы заключить со Сталиным сенсационный пакт о ненападении. Советский диктатор однозначно стал победителем в войне нервов летом 1939 г.
Попытки западных держав заполучить Москву и составить с ней антигерманский военный союз слишком затянулись. Эти переговоры начались еще в апреле и привели к подписанию 24 июля франко-англо-советского договора о взаимопомощи. При этом все стороны рассматривали данный документ как отвлекающий маневр, так как ни Лондон, ни Париж не были в состоянии, да и не намеревались серьезно выполнять свои обязательства в случае войны. Они были больше заинтересованы в том, чтобы отвлечь от себя первый удар хорошо вооруженной германской военной машины и создать дополнительные фронты на востоке или юго-востоке Европы, как это случилось в Первую мировую войну, или безучастно принять экспансию Гитлера. Такое развитие событий, а Гитлер уже до некоторой степени понял это, им было не дано. От Красной армии западные военные эксперты, естественно, не ожидали, что она в состоянии провести широкомасштабную наступательную операцию в западном направлении. Сталин, со своей стороны, демонстрировал стремление запросить высокую цену за вероятную интервенцию и добиться от западных держав обязательств первыми начать активные военные действия. Одновременно он вел секретные переговоры с Берлином, о чем вскоре по Европе поползли слухи, которые вполне могли поднять цену его благосклонности.
Борис Шапошников, новый начальник Генерального штаба Красной армии, в памятной записке Сталину от 10 июля 1939 г. определял четыре возможных варианта начала войны: 1) германское наступление на Францию и Англию; 2) отдельное самостоятельное наступление германской армии только на Польшу; 3) нападение Германии при поддержке Венгрии и Болгарии на Румынию; 4) прямое нападение Германии на СССР через Эстонию, Латвию и Финляндию{316}. Из этого следует, что советское руководство в полной мере осознавало наличие плана «Барбаросса-1939» и направления наступления вермахта через Прибалтику и Румынию. Возможно, русские несколько преувеличивали обороноспособность польской армии, в противном случае они должны были бы задуматься о последствиях скоротечной победы немцев на Висле и о том, что вермахт может выйти на восточные границы Польши.
Тем временем Варшава категорически отказывалась пропустить Красную армию на свою территорию с целью оказания совместного отпора германскому агрессору. Для Сталина это не было неожиданностью, как и аналогичная позиция румынского правительства. А вот если бы у польского правительства в последнюю минуту сдали нервы и оно сломилось бы под натиском своих западных союзников, то у обоих диктаторов могли возникнуть большие проблемы: у Гитлера — в случае согласия Польши уступить Данциг и коридор; тогда пропадает предлог начать войну с Польшей, а у Сталина — в случае, если Польша даст согласие на продвижение советских войск в направлении Восточной Пруссии и Вислы с целью нанесения прямого удара по вермахту, когда Жуков в это же время проводил свое наступление на Дальнем Востоке против японской армии.