Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году

Решение развернуть войну в восточном направлении можно было бы с идеологической точки зрения объяснить проще, чем союз с заклятым врагом в лице большевиков. Правда, в Москве в то время прилагались некоторые усилия по осуществлению пропагандистских атак на Запад и поддержке позиций Германии. В начале ноября 1939 г. по завершении работы конгресса Коминтерна, который заклеймил западные державы как поджигателей войны, Париж нанес встречный удар, распространив ложное сообщение. В нем говорилось, что Сталин якобы еще 19 августа, т. е. до заключения пакта, четко разъяснил своим партийным функционерам, что СССР должен поощрять стремление Германии к войне против западных держав и делать все возможное для того, чтобы эта война шла как можно дольше, пока обе стороны не исчерпают свои силы. А до тех пор необходимо было усилить пропагандистскую работу в этих странах с целью укрепления собственных сил. Это было сообщение прессы, за которым в Берлине не последовало никакой серьезной реакции^{378}. Итальянская же пресса, напротив, в жестких выражениях атаковала этот призыв Коминтерна к пролетарским массам. Фашистская Италия, которая отказывалась следовать курсом Гитлера на развязывание мировой войны, но игравшая тем не менее роль передового борца против большевизма, была для немецкого министра пропаганды костью в горле. Геббельс писал: «Кое-кому становится несколько жутко от мысли идти в ногу с Москвой». И он сделал соответствующие выводы: «Следует в рамках пресс-конференции изложить нашу позицию по отношению к России. Мы должны проявлять сдержанность. Больше никаких книг и брошюр о России, ни положительных, ни негативных»^{379}.

Тема России мучила Гитлера, и прежде всего потому, что он ничем не мог помешать Сталину медленно продвигаться на запад и даже должен был в своем ближайшем окружении носить маску равнодушия и невозмутимости. После одной из бесед с фюрером Геббельс записал следующее: «У нас нет никаких причин выступить в защиту Финляндии. Наши интересы — в Прибалтике, а Финляндия в прошлые годы настолько подло вела себя по отношению к нам, что не возникает никаких вопросов о нашей помощи ей»^{380}. Но оскорбленные финны не нуждались в помощи и дали предметный урок превосходившей их в военном отношении Красной армии. Спустя день после неудавшегося покушения, которое Гитлер пережил лишь по счастливой случайности, он хвастался своему министру пропаганды: «Русская армия ничего не стоит. У них нет ни достойного командования, ни приличного оружия. Мы не нуждаемся в ее военной помощи»^{381}. Этот свой диагноз он повторил еще раз спустя три дня, 14 ноября 1939 г.

Геббельс после беседы с Гитлером 14 ноября 1939 г.:

«Он еще раз констатировал ужасающее состояние русской армии. Она едва ли способна вести боевые действия. Отсюда, возможно, и упрямство финнов. Скорее всего, умственного развития среднего русского недостаточно для владения современным оружием. Как и в ряде других стран, в России централизм, этот отец бюрократии, стал врагом всякого развития личности. Там больше нет никакой личной инициативы. Там крестьянам дали землю, а они на ней только лентяйничали. Поэтому участки, которые они не обрабатывали, пришлось вернуть в госсобственность и создать некое подобие госхозов. То же самое произошло и с промышленностью. Это зло распространилось по всей стране и не дает возможности правильно оценить ее силы и ресурсы. Славных же союзников мы себе выбрали!»^{382}

Такого рода оценки наталкивают на вопрос: почему Германия не пошла на столь якобы слабого главного врага, а вместо этого развязала мировую войну с западными державами, которых она так боялась? При этом Гитлеру было абсолютно ясно, что враг — на Востоке! Ответ предельно прост: фюрер в меньшей степени боялся, что Красная армия нанесет ему удар в спину в решительный момент сражения на Западе, чем обратного.