Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году

Соглашение от 23 августа 1939 г. поначалу представляло собой, таким образом, не более чем «Соглашение о моратории» («Stillhalteabkommen» (Klaus Hildebrand) между двумя сторонами. Это был результат шахматного цугцванга — сложного безвыходного положения, в которое Гитлер загнал себя сам в результате изменения политики по отношению к Польше и которое Сталин искусно использовал в собственных интересах. Своим военным фюрер конечно же казался опытным игроком в шахматы, которому удалось победить в войне нервов. Теперь ход был за солдатами. Розенберг в качестве главного советника по восточно-политическим вопросам не проявил своей убежденности и был разочарован. Он прекрасно понимал, что для достижения цели — декомпозиции, т. е. распада России, необходимы «переходные периоды». Тремя месяцами ранее в продолжительной беседе с Герингом касательно намечавшегося конфликта с Польшей они достигли согласия по этому вопросу^{336}. Начиная с 1935 г. оба активно выступали за концепцию проведения антисоветской интервенционистской политики и, в противовес этому, за сотрудничество с Польшей, Англией и Японией. Если из этой концепции выпадет Польша и позиция Японии будет оставаться неопределенной, то возникает крайняя необходимость привязать к себе Англию.

Розенберг задает сам себе по этому поводу вопрос, не стоит ли вместо, на его взгляд, неприятного и рискованного сближения с Москвой выбрать иное решение, а именно -однозначно отказаться от притязаний на бывшие немецкие колонии и заполучить тем самым Англию на свою сторону, чтобы она позволила Германии осуществить экспансию на Восток в соответствии с планом 1934 г^{337}. Геринг и Розенберг были едины в том, что Риббентроп — надменный и заносчивый глупец, которому не хватает национал-социалистского духа и который оказывает на фюрера пагубное влияние своими антибританскими взглядами.

Розенберг 25 августа 1939 г. о заключении германо-советского договора о ненападении:

«У меня такое чувство, что этот пакт с Москвой когда-нибудь ударит по национал-социализму бумерангом. Это не был ход, определяемый волей игрока, а настоящий шахматный цугцванг, это был просительный шаг со стороны одной революции к главе другой революции, шаг, который должен был разрушить сохранявшийся двадцать лет идеал борьбы. Как можем мы рассуждать о спасении и строительстве Европы, если нам приходится обращаться за помощью к ее разрушителю? Мы и сегодня не можем открыто сказать, что благодаря совместным действиям сумеем постепенно добиться изменений в России, чтобы тем самым действительно стать ближе русскому народу. Если нам кроме всего прочего придется передать Советскому Союзу территорию польской части Украины, то после Карпатской Украины это будет наш второй удар по мощнейшей антимосковитской силе. Эффекта от этого нам сегодня не стоит ожидать. Возможно, мы почувствуем его лишь в будущем. Но поскольку сегодня было принято твердое решение, то отсюда и вытекает эффект, и кое-что другое, со всеми вытекающими последствиями. И снова возникает вопрос, а должна ли была сложиться такая ситуация? Следовало ли решать польский вопрос сейчас и в такой форме? Сегодня никто не сможет дать ответ на эти вопросы. Я лично считаю Риббентропа предателем Извольским, который тоже черпал “причины” своей политической позиции в собственном болезненном тщеславии»^{338}.