Враг за Гималаями

Со слов старичка скоро выяснилось, что девушку действительно зовут Доан Динь Тхи, сюда она приехала для того, чтобы познакомиться с достопримечательностями великой дружественной страны, но нехорошие люди украли у нее все документы, и вот он, всеми уважаемый Фань Мин, взял несчастную к себе в услужение.

— Знакомая песня, — буркнул Цимбаларь, поигрывая капроновым шнуром. — Да только мотив надоел. Пора бы что-нибудь новенькое придумать.

— Она живет с вами? — спросил Донцов. — Где ее вещи?

Старичок объяснил, что девушка нашла себе приют в общежитии, где проживают и другие вьетнамцы, торгующие на этом рынке, а вещей у нее раз, два и обчелся, все в маленькой сумке вмещается.

— Мы ее заберем с собой, — сказал Донцов. — А вы пока оставайтесь здесь, и без нее домой не возвращайтесь. Понятно?

Старичок приложил руки к груди и ответил в том смысле, что, если могучий тигр разговаривает с бедным козлом, тому все становится понятно заранее.

— Дисциплинированный народ, — заметил Цимбаларь. — С такими приятно иметь дело.

— Да уж, с цыганами, конечно, не сравнишь. Несколько минут они решали, как поступить с девушкой — обыскать на месте или повременить.

— По закону нельзя, — говорил Донцов. — Противоположный пол.

— Нет у нее никакого пола, — возражал Цимбаларь. — Сам видишь — ни сисек, ни зада. А вот перо или какую-нибудь спицу припрятать в интимном месте вполне могла. Засмеют нас, если упустим.

— Ладно, я ничего не вижу. — Донцов отвернулся. Сопение, с которым Цимбаларь выполнял любую важную работу — печатал ли на машинке постановление на арест, молотил ли кулаками соперника на ринге или огуливал бабу (со слов тех самых баб), — длилось минут пять, после чего последовало резюме: «Ничего нет».

По молчаливому согласию пленницу решили не связывать. Уж очень комично выглядела бы со стороны эта троица — двое здоровенных мужчин, один бледный, другой багроволицый, ведут на веревке тоненькую, нежную девушку. Ну прямо Зоя Космодемьянская в лапах фашистских палачей.

Всю дорогу до отдела она молчала, не проронив ни звука, и только слезы, непрерывно катившиеся из глаз, сигнализировали чужому и равнодушному миру — беда, беда, беда, со мной случилась беда.

В отделе, в комнате, предназначенной для допросов, где вся скудная мебель была намертво прикручена к полу, а из стены торчали специальные кольца для крепления наручников, выяснилось, что Доан Динь Тхи совершенно не понимает русского языка, или очень ловко это симулирует.

Алексей Игнатьевич Шкурдюк, старшая сестра психиатрической клиники и фотограф Ростислав Петрович, поочередно вызванные для опознания, безошибочно указали на девушку, сидевшую среди двух других своих соотечественниц соответствующего возраста и схожей внешности.

Доан Динь Тхи с ужасом взирала на происходящее, вздрагивала каждый раз, когда пришлые люди тыкали в нее пальцем, что-то бессвязно бормотала, прижав кулачки к щекам, и отказывалась от всего, что ей предлагали — от воды, от сигарет, от бутербродов.

Дело пошло на лад лишь после того, как из консульства прибыл переводчик. С ним она заговорила не то что охотно, а взахлеб, словно с родным отцом после долгой разлуки. Немного успокоившись, Доан Динь Тхи подробно ответила на все вопросы, которые задал ей через переводчика Донцов.

К концу дня вырисовалась примерно следующая картина.

Она родилась в глухой горной деревне, где за годы новой власти мало что изменилось, где люди выращивали на полях-террасах богарный [2] рис, чай и батат, пасли буйволов, охотились за дикими свиньями и даже не помышляли о путешествиях в дальние страны.

Однажды, примерно с год назад (в свое время девушка посещала начальную школу, умела читать и ориентировалась в календаре), когда Доан Динь Тхи в одиночку шла по лесной тропинке, с ней случилось что-то вроде припадка (судя по описаниям — эпилептического).

Некоторое время она не могла пошевелись ни рукой, ни ногой, но постепенно овладела своим телом и в сумерках добралась до родного дома, однако уснуть в ту ночь так и не смогла — ее всю трясло, как в лихорадке, сознание застилали кошмары.

Врача в деревне не имелось, и за лечение девушки взялся местный знахарь. Она выполнила все его предписания, приносила жертвы богам, пила горькие травяные настои, ела помет черной курицы, но все это помогало мало, а лучше сказать — вообще не помогало.

Хотя Доан Динь Тхи и вернулась к ежедневному труду (иного выхода в бедной многодетной семье, где она была старшим ребенком, просто не существовало), но по-прежнему чувствовала себя неважно — тревожно спала, страдала слуховыми и визуальными галлюцинациями, а иногда ловила себя на том, что действует помимо собственной воли, словно сомнамбула (это сравнение, как и некоторые предыдущие, надлежит оставить на совести переводчика).

Спустя месяц, когда Доан Динь Тхи опять находилась в одиночестве, ее застиг новый сильнейший приступ странной болезни. Дальнейшее девушка помнила урывками.