Враги и фальсификаторы марксизма

Но Кант все же не растворяет мир в субъекте, а в противоречии со своим идеализмом говорит о вторичности, производности, субъективного представления. «…За явлениями мы должны допустить и принять еще нечто другое, что не есть явление, именно, вещи в себе…»[60]. «…Я признаю во всяком случае, что вне нас существуют тела, т. е. вещи… о которых мы знаем по представлениям, возбуждаемым в нас их влиянием на нашу чувственность…»[61]. Тела, внешний мир — первичны, чувственность, представления — вторичны. «…Ибо чем же пробуждалась бы к деятельности способность познания, если не предметами, которые действуют на наши чувства…»[62]. Кант при этом отчетливо различает «вещи вне меня» и «представления вещей вне меня»[63].

Адлер основывается на том, что Кант центральным вопросом философии сделал вопрос о том, как возможно познание, и ему нет дела до основного вопроса философии Энгельса и Ленина. Но независимо от того, какой вопрос Кант хотел сделать центральным, он не может миновать вопроса об отношении мышления к бытию. Угодно или неугодно Канту заняться этим вопросом, — все его рассуждения базируются на определенном понимании этого отношения. Решение всякой философской проблемы предполагает — осознанную или нет — позицию в решении основного вопроса. От этого вопроса не отвертеться. Гони его в дверь, он войдет в окно.

Адлер уверяет, что противопоставление «критического» идеализма материализму недопустимо, так как в обоих случаях деление философских учений производится в различных плоскостях (118). Материализм представляет-де собой определенное понимание бытия, это — один из возможных ответов на вопрос о сущности бытия, в то время как «критически-познавательное мышление» дает решение проблемы познания. Но Адлер прикидывается, будто не понимает, что проблема бытия и проблема познания неразрывно спаяны друг с другом, что определенное решение одной из них упирается в соответствующее решение другой, что это — две стороны, два аспекта единого вопроса: основного вопроса философии. Уже в понимании соотношения обеих проблем обнаруживается разделение двух направлений в философии. Чтобы быть познаваемым, надо бьшгь, притом независимо от сознания, — утверждает материалист; чтобы быть, надо быть познаваемым, — утверждает «критический» идеалист.

Центральная проблема критицизма есть не что иное, как одна из возможных формулировок одной из сторон основного вопроса философии. Она есть не что иное, как «другая сторона» вопроса, о которой говорит Энгельс: «Как относится наше мышление к окружающему миру?» Будучи рассмотрен в этом аспекте, основной вопрос философии точно так же делает возможными два и только два основных решения: либо наши мысли вторичны по отношению к существующему независимо от них объективному миру, либо наши мысли независимы от него, являются законодателями природы, а «окружающий мир» зависим от них, является их порождением. Материалисты дают первый ответ, идеалисты — второй. Поскольку Кант не считает мышление вторичным, зависимым по отношению к бытию, поскольку он считает его коренящимся в самом субъекте, поскольку весь познаваемый мир представляется им производным от познавательных способностей субъекта, поскольку существующее растворяется в познаваемом мире, — постольку Кант выражает идеалистическую линию в философии. Поскольку познание, субъект, опыт и т. п. ставятся Кантом в зависимость от «вещи в себе», постольку он вступает на путь, ведущий к материализму.

Но Кант колеблется между этими двумя линиями и свою половинчатость сохраняет, настаивает на ней, закрепляет ее в своем агностицизме. Агностицизм Канта выражает в одно и то же время независимость познания от объективной реальности (в царстве познания субъект — самодержец) и его зависимость от нее (аффицирующая чувственность трансцендентная вещь). Этот агностицизм, таким образом, воплощает межеумочность кантианства.