Враги и фальсификаторы марксизма

III. «Теория отражения, — победоносно тычет пальцем в небо Адлер, — основывается на подмене непосредственного опыта качеством ощущений. Но ощущение — вовсе не реальность, а психологическое рабочее понятие, абстракция; непосредственная данность не составляется из ощущений, она предметна» (136). Кого опровергает этим господин Адлер? Своих старших братьев-махистов, которые не ощущения отщепляют от предмета, а предмет составляют из ощущений? Или самого себя, убежденного, что электроны, атомы и т. п. — не реальность, а рабочее понятие, упорядочивающее непосредственно-данное? (133).

Что касается диалектического материализма, то он всегда считал предмет первичным по отношению к восприятию, а целостное восприятие — по отношению к отдельным ощущениям, на которые оно расчленяется, и это свое убеждение проводил в борьбе против «чистых эмпириков», метафизиков и субъективистов. Зачем же бьет нам Адлер челом нашим же добром? Затем, чтобы… протащить прямо противоположный взгляд, чтобы осмысленной, плодотворной психологической абстракции ощущения противопоставить никчемный caput mortuum абстракции ощущения, оторванного от ощущаемого предмета и от реального ощущающего человека, чтобы «доказать», что ощущение является «последним, далее несводимым качеством сознания», первичным, что оно «не представляется как результат воздействия» (136). Считать ли ощущения последними, далее несводимыми абстрактными элементами (по Адлеру) или первыми, далее неразложимыми элементами (по Маху), — оба они сходятся в том, что вещь — комплекс ощущений. Один идеалист слагает ее из опустошенных абстракций ощущений, другой — разлагает ее па бессмысленные абстракции ощущений. Что же касается отрицания того, что ощущение воспринимается как результат воздействия, — это утверждение находится в вопиющем противоречии с общеизвестным психологическим фактом принудительности ощущений в отличие от образов воображения.

IV. Наконец последний в ряду «несокрушимых» доводов Адлера против материализма: по Ленину, ощущение является доказательством существования реальности вне сознания. Но рассуждение Ленина — явное petitio principii, основанное на вере, «так как лишь уже зная, что объективный мир существует вне и независимо от сознания, можно сказать, что ощущения его отражают» (138). Лениным «ощущения сначала рассматриваются как отражения самостоятельно существующей реальности, а затем на основании того, что ощущения суть отражения, делается заключение, что реальность должна существовать сама по себе, так как в ином случае она не могла бы и быть отражаемой» (135–136).

Нетрудно заметить, что все это рассуждение целиком и полностью должно быть возвращено отрицающим существование внешнего мира, так как, утверждая на основании наших ощущений, что не существует реальности вне сознания, они допускают явное petitio principii. Лишь зная вопреки непосредственному опыту, что нет объективной реальности, можно говорить, что ощущения не являются ее отражениями. Но дело в том, что материалистический переход от ощущения к реальности основывается отнюдь не на petitio principii, а на принципе причинности, идеалистическое же утверждение есть измена принципу причинности, той самой причинности, которая, но мнению Адлера, составляет существеннейшую черту научного мышления нового времени (41). Адлер учитывает это соображение. Допущение вещи в себе, по его мнению, коренится «в психологическом принуждении нас мыслить причину еще там, где понятие причины уже лишено всякого смысла…» (126). Подобно вопросу о причине восприятий можно было бы спросить о причине материи, и так до бесконечности. Это-де — «пустая игра формой причинности», являющейся в действительности лишь формой опыта. Критицист останавливается на опыте, материалист тоже останавливается, но на примышленной материи.

О причине материи спрашивали материалистов задолго до Адлера попы и поповские прихвостни всех мастей, и вопрос этот достаточно вразумительно, хотя и в теологической оболочке разрешен был уже Спинозой, понимавшим, почему к природе как бесконечной всеобщности неприменима иная форма причинности, кроме causae sui. Что же касается возможности остановиться на восприятиях и их рассматривать как беспричинные, то этот аргумент Адлера основывается на новом petitio principii. В самом деле, предпосылка этого утверждения — ограничение причинности сферой субъективно-трактуемого опыта — уже предполагает, что восприятия рассматриваются не как отражения объективной реальности, а как самодовлеющие. Иначе форма причинности в опыте была бы лишь свидетельством в пользу формы причинности вне опыта.