Леонтьев спрашивает у себя:
«1) Должны ли мы заботиться об укреплении Православной Церкви, несмотря на то, что последние времена по всем признакам близки? Конечно, должны. Надо приготовить паству для последней борьбы. 2) Что важнее всего для этой цели? Важнее всего, чтобы учительствующая часть Церкви, т. е. иерархия православная, стояла в уровень века не только по учености, но и по воспитанию и по всему. Надо, чтобы, сверх того, у духовенства было больше самобытной власти. 3) Есть ли надежда на это?
Есть.Церковь может жить (т. е. меняться) в частностях, оставаясь неподвижной в основах; на жизнь ее (земную) имеет большое влияние положение духовенства и другие исторические условия. Православная Восточная Церковь
никогда еще не была централизована; а запрета ей быть таковою нигде нет. Взятие Царьграда даст возможность сосредоточить силу и власть иерархии, хотя бы и в форме менее единоличной, чем на Западе, а более соборной. 4) Греческое духовенство… при всех недостатках своих более нашего способно будет, по историческим привычкам своим, к властной роли»
[101].Согласно с древним пророчеством Леонтьев уверен, что русские должны будут занять Царь-град. По сложившимся политическим обстоятельствам считает это возможным в ближайшее время. Вместо панславизма, столь страшного для греков и одинаково невыгодного как грекам, так и русским, он видит необходимость создания греко-славянского союза на Босфоре, центр которого должен быть в Царьграде.
Мыслитель считает, что поскольку уравнительный процесс разрушил «вековой сословнокорпоративный строй жизни»
[102]России и восстановление его становится невозможным, то для возрождения России необходим «крутой поворот, нужна новая почва, новые перспективы и совершенно непривычные сочетания, а
главное, необходим новый центр, новая культурная столица»:«Скорая и несомненно (судя по общему положению политических дел) удачная война, долженствующая разрешить Восточный вопрос и утвердить Россию на Босфоре, даст нам сразу
тот выходиз нашего нравственного и экономического расстройства, который мы напрасно будем искать в одних внутренних переменах…Все, мне кажется, должны понять, что
именно на Босфоренужнее всего непосредственное действие сильной десницы и беспристрастного ума, стоящего выше местных и мелкопатриотических страстей. Русское влияние или русская власть в этом великом средоточии не должны иметь никакой исключительной окраски,
ни юго-славянской, ни греческой; русская власть или русское влияние должны приобрести в этих странах характер именно
вселенский…И в этом смысле Цареградская Патриархия должна стать для этого русского всепримиряющего влияния самой мощной и прочной нравственной опорой.
Дело не в лицах, занимавшихза последнее время этот великий и многозначительный престол;
дело не в национальности этих лици не в поведении их; дело в значении самого
престола.Вопрос не в епископах; не в людях, живших под вечным “страхом агарянским”.
Люди меняются; вопрос в древнем учреждении, под духовным воздействием которого сложилась и окрепла и наша, еще столь живучая доселе,
Московская Русь.Несчастным болгарам, в утеснении своем мечтавшим лишь о том, как заявить миру о существовании и человеческих правах своей подавленной народности, было простительно и естественно видеть в Цареградском Патриархе только
греческого владыку.Для великой России необходим иной — орлиный полет; для русской мощи достойнее самовольно смиряться перед безоружной духовной силой православного учреждения, вдохнувшего 1000 лет тому назад в нас христианскую душу, чем вступить в раздражительный и мелочной антагонизм с ничтожным по численности греческим племенем. Вопрос тут не в греках или славянах; это одна близорукость; это политика жалкая и бесплодная; дело, сказал я, прежде в умиротворении, в укреплении Вселенского Православия.Царьград есть тот естественный центр, к которому должны тяготеть все христианские нации, рано или поздно (а может быть, и теперь уже)
предназначенные составить с Россией во главе великий Восточно-православный союз.Не столицей Греческого и Болгарского царства должен стать когда бы то ни было Царьград и тем более не главным городом государств более отдаленных, а столицей именно Восточного союза этого; и в этом
(только в этом)смысле его, правда, можно будет назвать
вольнымили
нейтральнымгородом.Вольным только для членов союза.
Ибо какое мы имеем право и против отчизны нашей и против потомства, и против тех христиан, за которых мы бьемся и приносим такие кровавые жертвы, допустить
иные влияния,так называемые
европейские,на равных с нами правах?..