«Враги народа» за Полярным кругом (сборник)

Ниже посёлка в днище долины друг против друга на обоих бортах стоят небольшие каменные постройки. Если бы не сухое русло, то можно было бы предположить, что это фрагменты какой-то малой ГЭС. Но следы водохранилища, создание которого, вообще говоря, существенно облегчило бы жизнеобеспечение посёлка, не обнаруживаются. Тем не менее, большая куча угля и опорная плита для двигателя наводят на мысль о том, что эти постройки могли быть котельной.

Примерно в 1 км ниже по течению на выступе склона в правом борту долины р. Умкарын расположено кладбище. Всего на нём видны следы примерно 40 захоронений. Из них 10–15 представляют собой ямы или холмики, из-под которых иногда выглядывают края гробов, и лишены каких-либо надписей. 12–15 памятников лежат, и надписи на крестах или металлических пирамидках прочесть, к сожалению, уже нельзя. В вертикальном положении находится всего 9 памятников, в основном металлических пирамидок, в разной степени наклонённых мерзлотными процессами. Сохранилось всего четыре надписи, которые говорят о том, что в посёлке Северном условия жизни были такими, что несвоевременно умирали не только младенцы и дети, но и двадцатилетние парни, скорее всего, солдаты срочной службы. На кладбище похоронены:

– Иванников Коля (род. 24-VII-1952, сконч. 24-V-1955);

– Бортников Игорёк (7.I.1952–17.I.1953);

– Лагунцов Анатолий Никифорович (1932–1952);

– Огнивенко Иван Афанасьевич (1931–1953).

Автор глубоко скорбит, что сумел прочесть только эти имена.

В 1990 г. один из авторов книги «Урановые острова» А.В.Нестеренко подал заявление в Чаунский РОВД по фактам вскрытия захоронений на нижнем кладбище посёлка Северный, но в возбуждении уголовного дела ему было отказано.

За три года (1950–53) на Восточном, где было своё кладбище, умерло около 20 человек [Иоффе, Нестеренко]. Низкая (по сравнению с Бутугычагом) смертность объясняется тем, что для работы на рудниках отбирались самые здоровые заключённые в возрасте 20–35 лет, их неплохо (все узники отмечают этот факт) кормили, непосредственно горные работы продолжались ограниченное время (смена не более 6 часов), а руда была бедной, т. е. содержала небольшое количество радиоактивных минералов. Средств защиты, кроме респираторов, не было, но и их рабочие не надевали.

После закрытия в 1957 году Чаун-Чукотского ИТЛ геологи неоднократно возвращались в большую часть вышеописанных посёлков. Во «дворе» одного из домов в Северном автор встретил деревянный остов обшитой толем палатки, по виду типично геологической, почти целую раскладушку рядом, и несколько бочек современного типа. Это следы пребывания геологов более позднего времени. Неудивительно, что богатые различными редкими минералами граниты привлекали к себе внимание исследователей неоднократно, ведь и методы исследования существенно ушли вперёд по сравнению с 1950-ми годами. Геологические работы проводили в пределах Северного гранитного массива в конце 1960-х гг. при составлении среднемасштабных геологических карт, а также в 1990–92 гг. при выяснении перспектив оловоносности массива [Иоффе, Нестеренко].

Перспективы добычи здесь радиоактивных минералов уже никого не интересовали – было совершенно ясно, что по современным меркам это месторождение не имеет никакого промышленного значения из-за невысокого содержания урана. Скорее всего, это было ясно и заключённым геологам, попавшим на Северный по «красноярскому делу» [см. статью «Как появлялись острова ГУЛАГа» в настоящей книге]. В 1952 г. здесь работала большая группа профессоров из так называемой дальстроевской «шарашки» – Северной комплексной тематической экспедиции № 8 (начальник вольнонаёмный В.Н.Липатов) – заключённые И.К.Баженов (1890–1982), Ф.Н.Шахов (1894–1971), впоследствии член-корреспондент АН СССР, Ю.М.Шейнманн (1901–1974), заслуженный деятель науки РСФСР. Обвинённые в шпионаже и других преступлениях, а вскоре полностью реабилитированные, они составили прекрасный отчёт о рудоносности Северного массива.

И в заключение приведём обширную цитату из воспоминаний И.В.Тибилова, который впервые побывал в посёлке Северном в конце 1960-х гг.

«Но то, что было на Северном, меня поразило. Буквально с первого взгляда появилось какое-то мистическое ощущение, что эти поселки вымерли внезапно. Как будто какая-то чума или космическая катастрофа внезапно поразила все жившее здесь. Груженные носилки, брошенные на полдороге, исправные перфораторы у стенки забоя с недобуренными шпурами, нагруженные рудой вагонетки, ломы и ручники в недобитой канаве, а возле нее на гранитной плите чайник с аккуратно расставленными кружками. От всего увиденного веяло какой-то жутью. Непроизвольно тянуло вон из лагеря, совершенно не хотелось здесь задерживаться, а уж о том, чтобы остаться на ночевку, – и речи не могло быть [Иоффе, Нестеренко, стр. 21–22].