Она не верила. И разрыдалась. И все время повторяла: «Толя, любимый мой, я не верю, слышишь – я не верю тебе! Это невозможно!» А я смотрел в ее залитые слезами глаза и думал: «Неужели сегодня это кончится?» Затем я побежал разыскивать Гредескулина. И нашел его в затхлом, провонявшем табаком кабинете. Он допрашивал одного из дезертиров. Дезертир, угрюмый, молчал. Гредескулин же, присев на край стола, кайфовал, наслаждаясь своим превосходством, потому что знал, что туз-то козырный – у него, у Гредескулина.
Я попросил его побыстрее закончить допрос, и он нехотя исполнил мое пожелание. И тут я вдруг выдал ему. Я сказал: – Стас, я тебя никогда ни о чем не просил, верно?
– А вот и нет, – ухмыльнулся он. – Не далее как на той неделе ты попросил меня одолжить тебе на время кар – твой якобы был в ремонте.
– Во-первых, он действительно был в ремонте, – возмутился я. – А, во-вторых, я же не об этом…
В-третьих, мысленно добавил я, я не просил, а просто-напросто поставил тебя в известность, что забираю кар ввиду срочной необходимости.
– Ладно-ладно, – проворчал он. – Следствие все учтет… Так что же ты хочешь попросить на этот раз? Может, аэр с антигравитационным приводом?
Извини, таковые имеются, как известно, только в распоряжении президентов…
– Вот ты заладил, – махнул рукой я. – Кар… аэр… Мне нужна на время твоя подследственная.
– Это которая? – прищурился Гредескулин. «Можно подумать, у тебя в каждой камере по женщине», – промелькнуло у меня.
– Стас, хватит дурака валять, – сурово сказал я. – Ты прекрасно понимаешь, кого я имею в виду.
– Я-то понимаю, – кивнул он. – А вот ты понимаешь, что ты просишь? «На время»!.. Что тебе здесь – прокат заключенных, что ли? Ты же знаешь закон не хуже меня.
– Знаю. Но она мне нужна позарез. Через три… нет, даже через два часа я верну тебе ее в целости и сохранности.
– Так уж и в целости? – ухмыльнулся Гредескулин. – Что, жены мало?
Я сдержался. Хотя в другое время с наслаждением поставил бы его по стойке «смирно» и заставил бы цитировать главу Устава милитаров «Взаимоотношения между младшими и старшими по званию».
– Я дам тебе любую расписку, – сказал я. – И обещаю взамен выполнить любую твою просьбу. Но пойми: для меня это – вопрос жизни или смерти!..
Этот садист еще долго измывался надо мной. Все следователи – в той или иной мере садисты. Профессия обязывает…
Кора категорически отказывалась ехать со мной. Но я знал, как на нее воздействовать.
Я ей шепнул на ухо кое-что о человеке, «который пишет стихи и находится в опасности», и она вспыхнула как свечка.
– Вы схватили его? – спросила она, уставившись на меня своими огромными глазищами. – Что вы с ним сделали?
Вместо этого я заверил Кору, что она все скоро узнает, и повел ее к турбокару. Едва усевшись на сиденье, она тотчас же полезла за зеркальцем и, разумеется обнаружила, что выглядит «просто ужасно». Пришлось заехать в один из супермаркетов (за косметикой), где она разорила меня на двадцать юмов.
Аэра на площадке перед домом не было, и я понял, что Эвелина еще не появилась.
К этому моменту я успел продумать основную часть своего плана. Возможно, кто-нибудь, кто мог проникнуть в мои мысли, и посчитал бы задуманную мной комбинацию аморальной, но у меня к тому времени уже не оставалось иного выхода. В конечном счете, вся наша жизнь – сплошное нарушение морали…
Светов, как ни странно, был на месте.
Когда мы с Корой вошли в комнату, он вскочил и молча уставился на нас, словно лишился дара речи. Потом тихо и неуверенно произнес: – Инна…
Кора опустила голову.
– Меня зовут Кора, Гал, – сказала она. – Не называй меня больше Инной, хорошо?
– Нет, – покачал головой Гал. – Не получится. Что же, называть тебя Корочкой, что ли?
Она подняла голову и только теперь заметила, что он улыбается уголками рта.
И тогда она бросилась в его объятия. И начался сплошной детский лепет на лужайке.
Признаться, в эти минуты я почувствовал что-то похожее на угрызения совести. Но отступать уже было поздно.
– Брэк, брэк, ребятки, – хлопнул я в ладоши, точно рефери на боксерском ринге. – У вас еще все впереди. Давайте-ка настроимся на деловой лад. Вы, Гал, садитесь сюда. – Я указал на кресло у стены. – А вы, подследственная Канунникова, – сюда. – Я мягко, но настойчиво взял Кору под локоть и подвел ее к дивану в другом конце комнаты.
– А где будете сидеть вы? – с вызовом проговорил Светов.
– А я постою, – ответил я.
Потом мы занялись обсуждением других подробностей предстоящей процедуры. Мы – то есть я и Светов. Кора, ничего не понимая, только вопросительно поглядывала на нас.
В конце концов она не выдержала и спросила, о чем мы толкуем.
– Видишь ли, милашка, я сейчас выполню свое обещание, которое дал господину Зографову, – ответил Гал. – А после этого он отпустит нас с тобой на все четыре стороны.