При этом, как ни странно, линейные подходы к решению национальных вопросов тоже не работают. Мой приятель родом из Таджикистана, ныне, к сожалению, уже покойный, говорил: «Знаете, у нас в Таджикистане есть раисы и дехкане. Раисам можно все. Дехканам – почти все». Странный, непонятный для нас, во многом чуждый клановый уклад, легко перекочевавший от периода таджикской независимости к Российской империи и из Российской империи в Советский Союз, оказался в момент разрушен крайне неумным подходом Михаила Сергеевича Горбачева, который назначил вторым секретарем компартии Таджикистана Петра Лучинского и попытался изменить клановую систему, разрушив многовековые устои. Как результат – жуткая гражданская война.
Выясняется, что механизм, отвечающий за тонкую настройку национальных отношений, нелинейный. Он несет в себе весь груз исторических особенностей и не просто требует аккуратнейшей, ювелирной, скрупулезной работы, но и кошмарным образом реагирует на любое жесткое воздействие. Многие подозревают, что Сталин своей национальной политикой заложил бомбу замедленного действия под государство, которое откажется от социалистической идеологии. И действительно, странный принцип деления страны крайне сложно поддается изменениям. Любая попытка затронуть его вызывала такой всплеск национальной гордости окраин, что могла привести не просто к неадекватным, а к жестким военным последствиям. Даже теракты, которые совершались в советское время, и те приписывались армянской националистической организации, хотя, как часто бывает, теперь уже неясно, кто на самом деле эти теракты совершал. Но тем не менее, вопрос был опять же национальным.
Как это часто бывает, в отсутствие харизматических лидеров люди зачастую совершают ошибки. Начинает казаться, что можно привлечь к руководству вот этого, яркого, а такой пустячок, как национализм – ну, ничего страшного. Но национализм не бывает чем-то нестрашным. При этом надо очень четко отличать его от гордости за историю своего народа, от уважения к традициям. В конечном итоге националисты говорят – я лучше, чем он, потому что я родился русским, а он нет. Хотя опять же повторю: пока никто не может ответить на вопрос, кто же такой русский, достаточно убедительно, чтобы сказать: «Да, точно». Да и вообще, этимология слова «русский» до сих пор не вполне ясна – есть множество версий, часть из которых может показаться нам оскорбительной, как, например, то, что словом «рус» обозначались гребцы, воины на лодках тех самых приглашенных варягов.
Поэтому национализмом в любом виде нельзя подменять чувство гордости за свою страну и уважение к ее традициям. Я часто провожу такой эксперимент в аудитории: прошу поднять руки тех, кто гордится, что они русские. Поднимают руку многие. Потом прошу поднять руку тех, кто гордится тем, что они мужчины. А потом спрашиваю: «А что вы сделали для того, чтобы родиться русскими и родиться мужчинами? В чем ваша заслуга? Почему это делает вас хоть сколько-нибудь особенными?»
На мой взгляд, люди неправильно воспринимают понятие национальной гордости. Национальная гордость – это в первую очередь ответственность за то, что ты делаешь. Чтобы, глядя на тебя, люди сказали: «Я хочу быть таким». У наших националистов пока в ходу фраза «Они виноваты в том, что я так живу», то есть та самая наивная попытка разместить зло вне себя и персонифицировать его в конкретных проявлениях несправедливости жизни. Конечно, гораздо проще воевать с азербайджанским торговцем на рынке, чем с тем русским милиционером, который дал возможность этому азербайджанскому торговцу вытеснить наших старушек. Гораздо проще ненавидеть армян, строящих дорогу, чем ответить на вопрос, почему наши люди не хотят за эти деньги работать. Или ненавидеть таджиков и узбеков, приезжающих работать в Россию, – вместо того чтобы ответить себе, а по своей ли воле они приехали? Может, им что-то пообещали и не выполнили, привезли сюда и фактически бросили на произвол судьбы? Но это все ненужные вопросы. Это неинтересно. Требуются же кардинальные меры: «Они виноваты!»
В свое время с уже умирающим от тяжелого ракового заболевания замечательным писателем Веничкой Ерофеевым очень близко общался тоже, к сожалению, ныне покойный блестящий поэт Михаил Генделев. Генделев – еврей, Ерофеев – русский. У них были очень трогательные дружеские отношения, но в процессе развития болезни, по мере угасания мозга Ерофеев становился все более агрессивным, у него все больше проявлялись националистические взгляды. И под конец жизни он был уже крайне невоздержан в своих воззрениях. Настолько, что Генделев, по образованию врач, позволил себе предположить, что такой бытовой национал-шовинизм представляет собой проявление распада личности, форму душевного заболевания.