Действительно, Арнольд вез Молотова, повернул руль и тем самым дезориентировал тяжелую машину, которая проскочила в надежде, что Арнольд попал в овраг. На самом деле он хотя и повернул руль в овраг, но повернул недостаточно решительно, и ехавшая сзади охрана сумела буквально на руках подхватить эту машину. Молотов и другие сидящие, в том числе Арнольд, вылезли из уже опрокинутой машины. Вот что мне докладывал тогда об этом Черепухин. Анализируя это положение вместе с Черепухиным, мы пришли к заключению, что Арнольд дал недостаточное количество газа и сделал недостаточно крутой поворот.
На допросе в судебном заседании Арнольд сказал: «Ко мне утром приезжает в контору Черепухин и говорит: «Сегодня будет Молотов. Смотри, опять не прозевай». Я ответил, что сделаю. Я подал машину к экспедиции. Место, в каком я должен был сделать аварию, я знал хорошо: это – около подъема из шахты № 8. Там имеется закругление, на этом закруглении имеется не ров, как назвал Шестов, а то, что называем откосом – край дороги, который имеет 8—10 метров глубины, падение примерно до 90 градусов. Когда я подал машину к подъезду, в машину сели Молотов, секретарь райкома партии Курганов и председатель краевого исполкома Грядинский. Мне сказали, чтобы я ехал на рабочий поселок по Комсомольской улице. Я поехал. Когда я только стал выезжать с проселочной дороги на шоссейную, внезапно навстречу мне летит машина. Я тогда понял, что Черепухин мне не поверил, значит, послал вторую машину. Я думать долго не успел. Но я испугался. Я успел повернуть в сторону, в ров, но в этот момент меня схватил Грядинский и сказал: «Что ты делаешь?»
Вот почти полный отчет о существовавшей до XXII съезда КПСС официальной версии по поводу аварии с автомашиной Молотова в 1934 году.
Что
Я убежден, что любой объективный человек, говоря о т. н. периоде культа личности Сталина, не может обойти стороной политические процессы 1937–1938 годов. Можно и должно отнестись к ним критически, но забывать о них вовсе мы не в праве, если хотим по-настоящему разобраться в таком сложном вопросе, как вопрос о культе личности Сталина.
И я еще раз спрашиваю себя – на каком основании мы должны подвергать сомнению и опровержению материалы процессов 1937–1938 гг., материалы, основанные на показаниях, на
Я помню, как в свое время буржуазная печать реагировала на эти процессы, утверждая, что единодушие обвиняемых по этим процессам, их обстоятельные и откровенные показания добыты НКВД при помощи каких-то изобретенных в нем сверхизощреннейших пыток, машин и т. д.
Может ли здравомыслящий человек согласиться с подобными утверждениями, кстати говоря, в немалой степени усиленными XXII съездом?
Не может.
Значит ли все вышесказанное, что я начисто отвергаю самую возможность существования в рассматриваемый период фактов произвола, осуждения невинных людей и т. д.?
Нет, не значит. Я отнюдь не собирался и не собираюсь отвергать не только такую возможность, но и вполне согласен с тем, что факты произвола, карьеризма, осуждения невинных людей и т. п. вещи имели широкое распространение в рассматриваемый период.