Врангель

Подполковник И., командир танковой части Корниловской дивизии, говорит при мне: завтра выступление, он ранен уже 14 раз, пойдет и завтра на смерть за Россию… Был убит. Генерал В., ранен был чуть не 21 раз… Убит. Или обхожу я как-то ночью Перекопский вал, отделявший Крым от материка. Костры были запрещены, но кое-где коптились две-три щепки. Вижу — молодежь. Подсел к ним. Они не знают, что я архиерей. Знаков отличия не имел тогда. Грустно разговаривают… Еще безусые… Дети аристократов… „Батюшка, — спрашивает один, — неужели мы проиграем? Ведь мы за родину и за Бога!“

Я утешал… И как было жалко этих юнцов! И какие они были милые и еще наивные. Где они, рано вылетевшие из теплых гнезд птенцы?»

Красная пропаганда была проще, но куда действеннее врангелевской. Она была рассчитана на конкретные социальные группы, прежде всего на крестьян и рабочих. Советские агитаторы говорили с народом на его языке и ловко использовали то обстоятельство, что беднейшим слоям мероприятия советской власти приносили ощутимые, хотя зачастую и сиюминутные, выгоды.

В советской пропаганде, в частности, удачно обыгрывались немецкая фамилия и аристократическое происхождение Врангеля, высмеивались его едва прикрытый монархизм и во многом декларативные реформы, а также его любовь к приказам-манифестам, что давало возможность проводить аналогию с царем.

Большевистский поэт Демьян Бедный написал пародийный «Манифест барона фон Врангеля»:

Ихь фанге ан

[21]. Я нашинаю.Эс ист [22]для всех советских мест,Для русский люд из краю в краю
Баронский унзер [23]манифест.

Вам мой фамилий всем известный:

Ихь бин [24]фон Врангель, герр барон.Я самый лючший, самый шестный
Есть кандидат на царский трон.

Послюшай, красные зольдатен:

[25]Зашем ви бьетесь на меня?
Правительств мой — все демократен,
А не какой-нибудь звиня.

Часы с поломанной пружина —

Есть власть советский такова.
Какой рабочий от машина
Имеет умный голова?

Какой мужик, разлючный с полем,

Валяйт не будет дурака?
У них мозги с таким мозолем,
Как их мозолистый рука!

Мит клейнем

[26], глюпеньким умишкомВсех зо генаннтен [27]простофильИметь за власть?! Пфуй, это слишком!
Ихь шпрехе [28]: пфуй, дас ист цу филь [29]!

Без благородного сословий

Историй русский — круглый нуль.
Шлехьт [30]! Не карош порядки новий!Вас Ленин ошень обмануль!

Ви должен верить мне, барону.

Мой слово — твердый есть скала.
Мейн копф [31]ждет царскую корону,Двухглавый адлер [32]— мой орла.

Святая Русслянд

[33]… гейлих эрде [34]…Зи лигт им штербен [35], мой земля.Я с белый конь… фом вейсен пферде [36]…Сойду цум альтен [37]стен Кремля.

И я скажу всему канальству:

«Мейн фольк [38], не надо грабежи!Слюжите старому начальству,
Вложите в ножницы ножи!»

Вам будут слезы ошень литься.

«Порядок старый караша!»
Ви в кирхен [39]будете молитьсяЗа мейне руссише душа.

Ви будет жить благополучно

И целовать мне сапога.
Гут [40]!«Подписал собственноручно»
Вильгельма-кайзера слуга,

Барон фон Врангель, бестолковой

Антантой признанный на треть:
«Сдавайтесь мне на шестный слово.
А там… мы будет посмотреть!!»

Конечно, крестьяне в большинстве своем не понимали немецкие слова, но это только усиливало комический эффект. Врангель позиционировался как новый претендент на царский трон, не знающий толком ни русского языка, ни народной жизни, стремящийся возродить гнет помещиков и капиталистов.