Врангель

В день, когда мне стало известно о назначении Верховным главнокомандующим прапорщика Крыленко, я решил уехать из армии. Генерал Духонин меня более не удерживал. Получив нужные бумаги, я зашел к Вырубову попрощаться. Я застал его сильно расстроенным, он только что вернулся от Духонина, который получил известие об отданном Крыленкой приказе войскам „вступить в переговоры с противником“, при этом Крыленко телеграфировал Духонину, требуя сдачи должности начальнику гарнизона, генералу Бонч-Бруевичу. Бездарный, тупой и на редкость беспринципный — Бонч-Бруевич успел втереться в доверие могилевского совдепа. Генерал Духонин предложил генералу Дитерихсу и Вырубову освободить их от связывающего слова не оставлять друг друга. Вырубов отказался, решив до конца разделить участь с главнокомандующим, Дитерихс же, хотя и решил остаться, но в качестве „частного человека“, заручившись приказом за подписью Духонина об откомандировании в Кавказскую армию. По словам Вырубова, генерал Духонин решил Ставку переносить в Киев.

С тяжелым чувством я выехал из армии. Восемь месяцев тому назад Россия свергла своего Монарха. По словам стоявших у власти людей, государственный переворот имел целью избавить страну от правительства, ведшего ее к позорному сепаратному миру. Новое правительство начертало на своем знамени: „Война до победного конца“. Через восемь месяцев это правительство позорно отдало Россию на милость победителю. В этом позоре было виновато не одно безвольное и бездарное правительство. Ответственность с ним разделяли и старшие военачальники, и весь русский народ. Великое слово „свобода“ этот народ заменил произволом и полученную вольность претворил в буйство, грабеж и убийство».

После большевистского переворота, 10 ноября, Врангель от службы отказался. Но характерно, что он не принял участия в движении на Петроград 3-го конного корпуса, с помощью которого Керенский хотел подавить большевистское восстание. Барон явно не собирался восстанавливать «главноуговаривающего» у власти. Не пытался он и убедить Духонина организовать сопротивление приближавшимся к Могилеву отрядам большевиков. Не советовал Врангель и освобождать Корнилова и других арестованных, содержавшихся в тюрьме Быхова, недалеко от Ставки. Корнилов, Деникин и другие участники контрреволюционного выступления во многом были для Петра Николаевича чужими людьми, ведь они являлись «февралистами» и республиканцами, а тот же Корнилов в начале революции арестовывал царскую семью. Врангель еще не был готов вместе с ними вступить в борьбу с большевиками — он предпочел уехать в Крым, чтобы отсидеться и подождать прояснения политической обстановки.

С ДОБРОВОЛЬЦАМИ ГЕНЕРАЛА ДЕНИКИНА

В Крыму у семьи Врангеля была дача в Ялте, на Нижне-Массандровской улице.

Большевистская революция пришла в Ялту не сразу. Она уже победила в Севастополе, но на южном берегу местное татарское население было враждебно к большевикам. Порядок в городе поддерживался состоявшим из татар эскадроном Крымского конного полка.

Морской офицер С. А. Мацылев вспоминал, как встретился с Врангелем 26 ноября 1917 года:

«…Георгиевский праздник… отмечался торжественным молебном в соборе и вечером благотворительным концертом в гостинице „Россия“.

После молебна в ограде собора в отдельных группах живо обсуждалось происшествие последней ночи (пьяный комендор со вспомогательного крейсера „Король Карл Румынский“ пальнул по городу из орудия, а матросы разграбили несколько лавок. — Б. С.). В одной из них, состоящей по преимуществу из офицеров, выделялась высокая, стройная фигура молодого генерала с энергичным, худым, резко очерченным лицом. Одет он был в офицерское пальто мирного времени, в петлице которого виднелась Георгиевская ленточка. Он громким голосом говорил, что всем офицерам необходимо теперь же сорганизоваться, чтобы в случае нужды дать соответствующий отпор всякой попытке произвести беспорядок. Его внимательно слушали…

— Кто это такой? — спросил в другой группе старичок генерал Прибыльский, постоянный житель Ялты, георгиевский кавалер и ветеран Русско-турецкой войны 1877–1878 годов.

Молодой генерал посмотрел в его сторону, потом решительными шагами подошел к нему, отдал честь и громким, несколько резко звучащим голосом сказал: „Ваше Превосходительство, вы спрашиваете, кто я такой, — позвольте представиться: командующий сводным кавалерийским корпусом генерал-майор барон Врангель…“

Вечером в гостинице „Россия“ состоялся назначенный концерт. Ему предшествовали переговоры устроителей с судовым комитетом крейсера, который дал заверение, что порядок нарушен не будет и для его поддержания пришлют наряд матросов…

В первом ряду кресел выделялась высокая фигура Врангеля, он скрестил на груди руки, и в его взгляде можно было прочесть и боль за Россию, и презрение к происходящему…»

Пьяные матросы для барона были «взбунтовавшимися хамами», но пока что в противодействии им он не шел дальше разговоров.