Но следовало перепроверить сводки, составленные Роговым для отправки в штаб армии: нет ли какого ляпа. Да ещё поговорить со станичным сбором: стариков нужно уважить, иначе на большое число добровольцев рассчитывать нечего. А ежели задумали записать его в почётные казаки, как петропавловцы и михайловцы, тем более глупо не огладить...
На завтрак появились его любимые оладьи — пышные и румяные — и целый кувшин густой-прегустой сметаны. Значит, Гаркуша, не позволив себе пустить это дело на самотёк, с раннего утра занял в стряпной командующую высоту и навёл там свои порядки. Спросонок жажда заставила отведать и мочёных арбузов — небольших, с чуть ввалившимися тусклыми боками. Ни в какое сравнение со свежими, но есть можно.
Пока просмотрел сводки, подписал к исполнению смертный приговор, вынесенный станичным правлением местным большевикам, и прочие бумаги, составил телеграммы, задушевно поговорил на площади со станичным сбором, время перевалило за десять...
...Просёлок нырнул в глубокую балку, заросшую по склонам низким кустарником. Лошади слегка скользили по крутому глинистому спуску, сильно размоченному дождём, и колонна корниловцев и черкесов, растягиваясь, шагала неторопливо.
Перейдя через речку Синюху, высохшую до гнилых луж, по семиаршинному деревянному мосту, поднялась к Синюхинскому хутору. Остановив полки на западной околице, Безладнов построил их в одну линию полковых резервных колонн, фронтом на восток, и спешил.
Ни от Топоркова, из авангарда, ординарец не объявился, ни приказания Врангеля, из Константиновской, не догнали. Оставалось ждать. Хотя бы посылкой разъезда — найти авангард и установить с Топорковым связь — Безладнов утруждать себя не стал.
Раз выпало время для привала, казаки и черкесы быстро прошлись по дворам и разжились — где купили, где выпросили, а где получили в подарок — хлебом, молоком и мёдом. Привязав лошадей к плетням, а то и заведя их во дворы, развели огонь, закипятили чай в котелках и стали, рассевшись вокруг костров, завтракать...
...Равнина, по которой тянулась меж скошенных полей дорога, волновалась не сильно, но ночной дождь сильно расквасил чернозёмный грунт, и «Руссо-Балт» с трудом карабкался даже на самые пологие подъёмы.
Приотстав на десяток шагов и держась травянистой обочины, широко рысил на старой штабной кобыле Гаркуша — посадка прямая, уверенный упор на повод, карабин по-горски повешен на переднюю луку дулом вниз и назад...
Почти час понадобился, чтобы одолеть 13 вёрст до хутора Синюхинского.
Вопреки карте, обнаружил Врангель, тот давно разросся до двух десятков с лишним однодворных хуторов, разбросанных вокруг пересечения почтового тракта Армавир — Майкоп с просёлком Константиновская — Урупская и речкой Синюхой.
С востока, со стороны Урупской, волнами накатывалась, то усиливаясь, то слабея, пушечная и ружейная пальба...
В самих же хуторах Врангель застал совершенно мирную картину: корниловцы и черкесы основательно расположились на привал и перекусывали. Нисколько не смущаясь этим обстоятельством, Безладнов доложил: из авангарда никаких вестей не поступало и где он точно находится — неизвестно.
От начальственного повышенного тона, способного вмиг раскатиться яростной руганью, его избавил ординарец, прискакавший с донесением Топоркова. Командир 2-й бригады обошёлся без подробностей: ведёт бой с сильным арьергардом противника, прикрывающим Урупскую и переправу.
Азарт пришпорил Врангеля: всего-то в пяти-шести верстах восточнее! Решив налегке проскочить к месту боя, оставил на хуторе конвой, ординарческий взвод и адъютанта при своих вещах и лошади. В автомобиль взял одного Рогова. Безладнову приказал ждать на месте распоряжений...
После Синюхинского дорога на Урупскую стала полого подниматься на плато: здесь начиналась обширная Ставропольская возвышенность. Упрямо наматывая на шины липкий и жирный чернозём, подобный дёгтю, «Руссо-Балт» оставлял за собой глубокие, слегка вихляющиеся колеи. Шофёр с помощником, немолодые уже прапорщики в шведских кожаных куртках, ярко-рыжих и сильно потёртых на сгибах, шлемах и очках с круглыми цейссовскими стёклами, тревожно прислушивались к надрывному стуку мотора. Прижавшись боком к деревянной дверце — не стеснить бы начальника, — Рогов сосредоточенно изучал разложенную на коленях двухвёрстку.
Едва перевалили за гребень, встретилась телега, густо обсаженная казаками. Молодые, одетые в тёмно-серые тужурки с алыми лацканами на бортах и шаровары с алыми кантами, они весело переговаривались и болтали свешенными ногами, обутыми в новые сапоги. Завидев автомобиль, сразу примолкли и поджали ноги, но в грязь не поспрыгивали.
Одеты не по форме и не при оружии, сразу заметил Врангель. Приказал шофёру остановиться.
Натянул поводья и старик возчик. Высокий, смуглое худое лицо избороздили морщины, висит длинная белая борода, вылинявший и драный чекмень распахнут... Врангель пригляделся к рукавам: уж очень похож на того однорукого, что месяц назад вёз его из Кавказской в дивизию.