Читаем Врангель полностью

„С моей стороны, — писал генерал Агапеев, — вслед за вводом английской полиции была сделана попытка напомнить генералу Деникину, что на нем как на бывшем Главнокомандующем В. С. Ю. Р. лежат некоторые нравственные обязанности в вопросе о поддержании достоинства России, причем я начал разговор с ним о наглой выходке генерала Хольмана и как я на нее реагировал, но генерал Деникин, не дав договорить мне, резко оборвал меня, встал и тоном, не допускавшим возражений, сказал: 'Ваше превосходительство. Зачем вы мне это говорите…' То напоминание, которое я сделал, было, конечно, неприятно генералу Деникину; я полагаю, он принял решение, сознавая, что оно несовместимо с престижем той идеи, которой он служил, но не желая, чтобы это сознавали другие. Так как попытка моя потерпела полное крушение, то мне ничего не оставалось больше как повернуться и уйти“.

Посольство было занято гуркосами[17]. Генерал Деникин, даже на панихиде присутствовал, окруженный ими. На другой день, накануне похорон своего соратника и друга, генерал Деникин выехал в Англию. После его отъезда английским командованием было выпущено объявление с предупреждением, что если виновники убийства не будут обнаружены, то все русские офицеры будут выселены из района Константинополя. (На убитом генерале Романовском в боковом кармане кителя оказалось перлюстрированное письмо генерала Шатилова к генералу Науменко. Письмо было частное, касавшееся личных вопросов — просьбы устроить службу одному лицу.)

Необходимо было оградить престиж русского имени. Я отдал приказ об отчислении генерала Агапеева и г-на Щербатского как не принявших достаточных мер по охране генерала Деникина и прибывших с ним лиц, „следствием чего явилось убийство в Константинополе генерала Романовского и ввод в Русское посольство английских войск“. В частном письме генералу Агапееву я изложил ему мои соображения и просил не сетовать на меня, ибо я вынужден поступить так, дабы избегнуть в дальнейшем возможности повторения со стороны англичан новых бестактностей. Я принял меры, чтобы приказ мой стал известен представителям союзного командования. Приказ возымел действие, и через несколько дней вывешенные в Константинополе объявления английских властей были сняты, а начавшиеся было против русских мелкие репрессии совершенно прекратились».

И на этот раз личные обиды у барона берут верх. Зачем было напоминать пикантную подробность о перлюстрированном письме, обнаруженном на убитом, тем более что сам текст письма никакого значения не имел, а о факте перлюстрации ОСВАГом переписки высших военачальников Врангель и так неоднократно упоминал в своих мемуарах? Зачем было еще раз в мемуарах бить поверженного Деникина, уже давно не являвшегося соперником Врангеля и не игравшего сколько-нибудь активной роли в эмиграции, обвиняя его в будто бы проявленной трусости? Врангель ведь знал, в каком состоянии в то время находился Антон Иванович, потеряв лучшего друга. Деникин писал в мемуарах:

«Раскрылась дверь, и в ней появился бледный как смерть полковник Энгельгардт:

— Ваше превосходительство, генерал Романовский убит.

Этот удар доконал меня. Сознание помутнело, и силы оставили меня — первый раз в жизни».

Мог ли он в этот момент думать о русском престиже и об уместности ввода английского отряда на территорию российского консульства?

Кроме того, Врангель прямо говорит о том, что отстранил генерал-лейтенанта В. П. Агапеева от должности военного агента не столько из-за халатности, проявленной в деле организации охраны Романовского, сколько из-за того, что тот допустил ввод английских войск на территорию консульства. И тут же Петр Николаевич намекает, что соответствующий приказ был издан в первую очередь затем, чтобы впредь избежать этого. Не были даже организованы поиски покушавшегося, хотя найти его было не так уж трудно. Ведь убийца хорошо ориентировался на территории консульства, что свидетельствовало о том, что он имел туда беспрепятственный вход и неоднократно бывал там. Не исключено, что те, кто подозревал Харузина в убийстве, намеренно сплавили его в Анатолию, чтобы не привлекать излишнего внимания к его персоне. Гибель Харузина устроила всех.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги