Врата Абаддона

— Я просто к тому, что у нас собралось множество разных людей с разными мыслями в головах. В таких компаниях наверх всплывает не лучшее в людях. Мои родители развелись из-за спора, относится ли мадхи к астерам. Притом все знают, что из колодцев следят за каждым их движением. Такое внимание меняет людей, и тоже не к лучшему. Может, кто-то собрался выступить с заявлением, си но?

— Ты предупредил их службу безопасности? — спросила она.

— Решил сперва с тобой посоветоваться. Но в таких случаях шиката га най. Надо бы…

«Надо бы его убить», — подумалось ей так, словно кто-то нашептал в ухо. Она видела способ. Отвлечь, чтобы он взглянул на экран, чуть ссутулился над ним. Чтобы подставил шею. Потом нажать языком на нёбо, чуточку пощекотать, и придет сила. Она легко его сломает… перетащит к себе в каюту. Если выбросить все из шкафа, он поместится. И герметик есть, чтобы запах разложения не проник наружу. Она подаст рапорт о пропаже сотрудника. Будет недоумевать вместе со всеми. К тому времени, как каюта освободится и его обнаружат, Мелба уже исчезнет. Даже если выяснится, что и бомбу подложила она, ее сочтут одним из агентов Холдена.

Рен смотрел на нее кроткими карими глазами, его морковные волосы были собраны в хвостик, оставляя шею открытой. Вспомнилось, как он объяснял ей про падение напряжения в фильтрах. Как мягко. По-доброму.

«Извини, — думала она. — Я не виновата. Приходится».

— Давай еще раз перепроверим, — сказала она, нагибаясь к монитору. — Покажи, где эти аномалии.

Рен кивнул, повернулся вместе с ней. Панель управления, как все на «Сересье», была ему маловата. Чтобы дотянуться, ему приходилось выгибаться. Из груди к горлу поднялся комок, перехватил дыхание. Ужас, словно она тонет. Хвостик морковных волос дрогнул и сдвинулся в сторону. На загривке, словно яблочко мишени, открылась темная круглая родинка.

— Вот, я смотрел этот рапорт, — сказал он, ткнув пальцем в экран.

Мелба провела языком по нёбу. А Соледад? Она знает о вызове Рена. Знает, что Мелба ушла к нему. Ее тоже придется убить. Куда девать ее тело? Надо будет обставить все как несчастный случай. Что-нибудь правдоподобное. Нельзя, чтобы ее остановили, когда цель так близка.

— Правда, количество примесей не растет, — сказал Рен. — Держится на прежнем уровне.

Мелба провела языком против часовой стрелки — один раз. Голова кружилась, срывалось дыхание. Может быть, одна из искусственных желез, готовясь к выбросу, уже выделяла адреналин. Рен что-то говорил, она не слышала его за шумом крови и дыхания в ушах.

«Я должна его убить». Пальцы дрожали, сердце частило. Он обернулся к ней, выдохнул носом. Он не человек — мешок плоти со слабыми токами. Она сможет это сделать. Ради отца, ради семьи. Так надо.

Голос Рена донесся словно издалека.

— Вас денкт ту?[12] Сама свяжешься или мне сообщить?

Мысли неслись вскачь и застревали одновременно. Он спрашивает, предупреждать ли «Сунг-Ан» о бомбе. Вот он о чем.

— Рен? — Голос звучал тихо и неуверенно. Голос девочки, много моложе, чем Мелба. Очень напуганной или очень опечаленной. Рен встревожился, свел брови.

— Эй, босс, ты в порядке?

Она кончиком пальца коснулась экрана.

— Проверь еще раз.

Он наклонился, вглядываясь в цифры, словно ожидал увидеть что-то новое. Она смотрела на его склоненный загривок, как на статую в музее — как на вещь. Не более того. Дважды провела языком по нёбу, и на нее снизошло спокойствие.

Шея переломилась, позвоночные диски разошлись, пучки нервных и соединительных волокон, по которым текла его жизнь, порвались. Она все била по основанию черепа, пока не ощутила, как кость проминается под ладонью, а потом настало время выносить тело. Спешно, пока их никто не застал. Пока не грянул взрыв.

К счастью, крови было не много.

ГЛАВА 12 АННА

Два часа на межконфессиональном собрании — впервые в жизни молитвы утомили Анну. Раньше молитва всегда приносила ей утешение, глубокое чувство единения с чем-то бесконечно огромным. Ее друзья-атеисты называли это трепетом перед лицом космической бесконечности. Она называла это Богом. Ее вовсе не волновала мысль, что под разными именами могло скрываться одно и то же. Не исключено, что она бросала слова молитвы в холодную равнодушную Вселенную, но чувство говорило другое. Наука одарила человечество множеством даров, и Анна уважала науку. Но одно наука отняла у людей: ценность субъективных, личных переживаний. В науке ценились только измеримые, доступные эксперименту концепции. Однако человек устроен иначе, и, как подозревала Анна, Вселенная тоже. Как-никак, среди догматов ее веры числилось «по образу и подобию».