Врата ада

Прошло двенадцать дней после землетрясения, разрушившего Юг Италии. Люди уже вдоволь нагляделись на страшные картины разрушений и страданий. И она тоже безмолвно смотрела на последствия катастрофы. Повсюду одни только развалины и рыдающие женщины. Улицы, заваленные грудами камней и обломками домов. Ошалевшие лица карабинеров, не знающих, кого утешать в первую очередь. Изуродованный Неаполь. Горы пыли на месте Авеллино. Да, она видела все это и представляла себе свою развороченную квартиру. Осевшие стены, проломанные полы. Комната Пиппо без потолка, их улица в руинах, как после бомбардировки. Ей все было ясно: это землетрясение — еще одна попытка ее уничтожить. Покончить с ней навсегда. Сын, Маттео, теперь дом, город. Сравнять все с землей. В чем она провинилась, если ей приходится расплачиваться такой ценой? Она не знала. Молча смотрела на эти картины, и ей казалось, будто ее осыпают ударами. Жизнь просто издевалась над ней. Терзала, душила, топтала. Что теперь осталось от Маттео и Джулианы? Что останется от них, которые жили себе, никому не мешая, и хотели для себя немного счастья. Неаполь умер. У него было искаженное лицо, с ним словно случился апоплексический удар. Пыль оседала на окровавленные стены. Все пропало.

Телефон продолжал звонить. Джулиана швырнула сумку с продуктами куда попало. Два апельсина покатились вдоль стены. Она нашла ключи и открыла дверь. И вдруг замерла, вместо того чтобы побежать к телефону. Эти назойливые звонки, повторяющиеся с завидной регулярностью и разносящиеся по всей квартире, напомнили ей то утро в отеле-люкс «Санта-Лючия». И тогда телефон звонил точно так же, призывая ее поторопиться. Вестник беды. Сейчас она бросится к нему, и ее придавит горе. В Неаполе или в Каньяно, в коридорах гостиницы или в собственной квартире телефон звонил для того, чтобы сломать ее жизнь, ее жалкую жизнь, изуродованную, обтрепанную.

— Алло?

Она все же сняла трубку. Села в кресло как была, прямо в пальто.

Голос на другом конце провода заговорил с ней с деликатной медлительностью. Попросил ее представиться. Действительно ли она Джулиана Маскерони? Да. Вы обращались с запросом в наш отдел относительно некоего Маттео Де Ниттиса? Да. Наступила пауза, словно чиновник на том конце собирался с силами, потом все же решился и произнес именно те слова, которых так страшилась Джулиана. Сказал, что Маттео числится в списке пропавших. Что он, по всей вероятности, погиб в ночь на 23 ноября, во время первого толчка, под обломками рухнувшего дома. Во всяком случае, именно об этом заявил некий Гарибальдо, хозяин местного бара, оказавшийся свидетелем трагедии…

— Алло?

Джулиана не сказала ни слова. Выговорив этот текст, чиновник, видно, решил, что она повесила трубку, но все же окликнул ее по имени. Она ответила глухим голосом.

— Кем вы приходитесь потерпевшему? — спросил он.

Она не ответила. Опустила руки. Трубка у нее на коленях продолжала говорить: «…Синьора?..» Она перестала слушать. Устало повесила трубку и осталась сидеть в кресле. Везде одно и то же. И в отеле-люкс «Санта-Лючия», и в Каньяно. Смерть Пиппо. Смерть Маттео. Телефон и отчаяние, навалившееся на нее всей своей тяжестью, словно решившее доконать ее.

XIX Аббатство Калена (август 2002)

Повеяло теплым ветром. Я приехал в Калена. Поставил машину на небольшой гравиевой площадке у подножия аббатства. Все спокойно, и ночь тихая. Слегка шелестят листвой оливковые деревья. Аббатство безмолвное и темное. Я обхожу крепостные стены. Они слишком высокие, и я не могу разглядеть внутренний двор. Толстые деревянные ворота заперты на засов. Аббатство похоже на заброшенную крепость.

Меня охватывает бесконечная печаль. Я не стану перелезать через стены. Я просто похожу здесь. На склоне холма виднеется оливковая роща. Порой мне кажется, будто я слышу отдаленный шум волн. Вокруг меня веет покоем, и он проникает в мое тело. Мне уже не страшно. Я успокаиваюсь. Встаю на колени перед оливковым деревом и достаю из кармана второй палец Кулаччо. Кладу его здесь, на земле Калена, чтобы отец почувствовал это и порадовался. Я принес его в подарок. На протяжении всего пути я предвкушал, как сделаю это. Пусть отец знает, что его сын стал мужчиной и расплатился по старым счетам. Но радости я не чувствую. Кладу палец на сухую землю Калена и знаю, что дальше не пойду. Я хотел найти вход в ад и пойти туда за отцом, как когда-то он пошел за мной. Я хотел вернуть ему жизнь, но оказался слабее его. Меня терзают сомнения. Во мне сидит страх, с которым мне не справиться. И вот я стою на коленях здесь, перед аббатством, и знаю, что мне нет туда пути. Я не смогу бороться с тенями. Они схватят меня, затянут, проглотят, а я не стану сопротивляться. Я слабый. Таким меня сделала жизнь. Я мальчик, которого ранили в живот, мальчик, рыдающий в аду, мальчик, испуганный на всю жизнь. Прости меня, отец. Я добрался сюда, но я не спущусь к тебе. Оливковые деревья смотрят на меня с неспешной улыбкой. Я слишком мал, и дыхание мое растворяется во влажном воздухе холмов.