Врата ада

Приятели вновь уселись за стол и запаслись терпением. Они слышали, как Гарибальдо открывает стеклянные банки, выдвигает ящики столов, включает кофемолку, мелет, смешивает. Он колдовал, как алхимик, который вот-вот откроет тайну философского камня, но уже через десять минут вернулся с маленьким круглым подносом в руках, на котором стояли две кофейные чашечки. Странный исходил от них аромат — сочетание сладковатого ликера и горечи. Жасмин, мирт, лимон — все было в том кофе, приправленном дымком. Маттео заглянул в чашку: кофе был красного цвета.

— Кофе для смерти, — сказал Гарибальдо торжественно. — Пусть оно сохранит вам бодрость, пока вы спускаетесь в преисподнюю.

Оба выпили кофе залпом. Легкое опьянение, притупившее чувства Маттео и туманящее разум, сразу прошло. Мощное тепло заструилось по его телу.

— Если я выживу после этого кофе, — сказал старик-священник, переводя дух, — значит, черви до меня еще не добрались.

Друзья встали. У Маттео была ясная голова. Он чувствовал прилив сил. И был преисполнен решимости. Свежий ночной ветерок, бьющий в виски, окончательно отрезвил его. Ничто не могло бы заставить его отказаться от своей затеи. Пусть их компания выглядит гротескно, пусть нелеп и сам профессор, который развернул перед собой карту, чтобы не заблудиться в переулках. Ветер дул с моря, он нес влагу, оседавшую на коже.

«Если я не вернусь оттуда, — подумал Маттео, — я по крайней мере проведу мою последнюю ночь, как настоящий мужчина».

Они двинулись в путь. Дон Мадзеротти шел медленно. Грейс взяла старика под руку, чтобы поддержать его на черной булыжной мостовой. Все было тихо и неопределенно. Они то и дело вспугивали огромных жирных котов, которые удирали от них, прячась за ближайшей мусорной кучей или под машинами. Тротуары в старом городе были усеяны отбросами. Вечерами жители просто выбрасывали весь накопившийся за день мусор на улицу, не думая, о той вони, которую сами же устраивают. Город засыпал в этих рвотных миазмах, как гость, которого сморило за праздничным столом, и он уронил голову прямо на свою тарелку с объедками.

Вскоре они вышли из Спакканаполи и стали спускаться по широким улицам к порту. Ни одна машина не обогнала их. Улицы были пустынными. Маттео с удивлением разглядывал Неаполь. Вроде он изучил его вдоль и поперек. Он так часто ездил по городу в этот поздний ночной час, но сейчас все казалось ему странным, незнакомым. Они шли пешком, не слишком уверенно, точно паломники, затерявшиеся в чужих краях. Держась за руки, обнимая друг друга за плечи, они двигались в темноте на ощупь, точно слепые или безумцы, брошенные на произвол судьбы. Широко открытыми глазами они смотрели на непонятный им мир.

Вскоре они добрались до Кастель Нуово и свернули налево, на длинную улицу Нуова Марина, что идет вдоль моря. Они шли по левому тротуару, а машины мчались мимо них в обоих направлениях, к порту и от порта. Профессора слегка пошатывало, и Маттео подумал, то ли он совсем ослабел, ведь его все же избили, то ли выпил слишком много.

Наконец они вышли на площадь у церкви Санта-Мария дель Кармине, большую, мрачную и печальную, у самого моря. Днем на этой площади гудел рынок и была парковка для машин. В ночное время она наполнялась жалким, уродливым сбродом. Здесь бродили оголодавшие люди в поисках спиртного и секса. Чаще всего Грейс работала именно здесь. В одном углу толпились трансвеститы, в другом проститутки, а между ними сновали убогие клиенты и в зависимости от настроения или потребности обращались либо к тем, либо к другим. Здесь торговали своим телом нищие и оборванцы, которых не встретишь в борделях испанских кварталов или в публичных домах в стиле рококо в Вомеро. Здесь совокуплялись больные телом и душой, и деньги за оплату этих жалких услуг были столь же грязными и погаными, как руки, в которые они попадали.

Как только вся компания во главе с профессором оказалась на площади, она сразу попала в центр внимания. Предвкушая легкую добычу, к ним потянулись сгорбленные и ковыляющие люди. Они стремились осмотреть их со всех сторон, пощупать, стащить хоть что-то, а то и отобрать у них все, что можно, чтобы потом бросить их на тротуаре, словно выпотрошенные сумочки.

Но как только они узнали Грейс, тут же отступили. И она больше не дала им подойти, понося их почем зря и называя по имени.

— Эй, Наза, свинья такая, от твоей вони мы задыхаемся! А ты, Дино, дай людям пройти. От твоей злобы даже крысы сдохнут!

Если они не отступали сразу, она знала, как добиться своего, и унижала их, выдавая тайные пороки:

— Эй, Раф, кретин последний, хочешь, я расскажу всем, как тебе вставляют?

Она перемывала им косточки, наскакивая то на одного, то на другого, и это возымело действие. Оборванцы держались в стороне и дали им возможность спокойно пройти через площадь.

— Здесь! Здесь! — вскричал профессор, указывая на море.

— Там ничего нет, — возразил Гарибальдо.