Врата Афин

Ксантипп не ответил. Вместо этого он молча уставился на длинноногого гонца, брови которого в замешательстве сдвинулись к переносице.

– Стратег? – немного неуверенно сказал Фидиппид.

– Подожди, – процедил сквозь зубы Ксантипп.

Через плечо Фидиппида он посмотрел на лучников, осторожно приближающихся к полю боя, потом бросил взгляд туда, где гоплиты с неприкрытым левым флангом бились с «бессмертными», и наконец повернулся в ту сторону, где стоял сам Мильтиад. С потемневшим от гнева лицом архонт наблюдал за его разговором с вестником.

– Передай Мильтиаду, что я принимаю его приказ наступать, – заявил Ксантипп.

Эпикл рассмеялся и хлопнул его по плечу, а гонец растерянно открыл рот.

– С-стратег? – пробормотал он, заикаясь. – Это не…

Что бы еще он ни сказал, это было уже не важно – новый приказ разлетелся по шеренгам. Эпикл проревел требуемые слова прямо над левым ухом Фидиппида, который вздрогнул и отступил.

Между тем впереди появилась большая группа персидских лучников. Приближаясь к оставленной ранее позиции, они опасливо поглядывали на неподвижные колонны греков.

Они же первыми увидели, как левый фланг пришел в движение, следуя за Ксантиппом и племенем Акамантиды. Платейцы направились за ними, испытывая облегчение оттого, что наконец-то могут выполнить данное обещание чести. Много лет назад Афины спасли их, и теперь они пришли сюда отдать долг, а не быть сторонними свидетелями трагедии.

Теперь персидские лучники нацелились на левый фланг греков. Ксантипп выругался. Лучников он ненавидел почти так же сильно, как конницу, но его попытка исказить приказ Мильтиада привела к настоящей путанице. Не все племена на этом фланге пришли в движение, а те, что сдвинулись с места, маршировали неровным строем. Сам архонт оказался в центре конфликта и требовал от стратегов объяснений.

– Акамантиды! – крикнул Ксантипп. – Платея! Приготовить щиты!

Между тем к первым группам персидских лучников и пращников подтянулись, ободренные их успехом, другие. В стоявшего на месте врага они могли бы стрелять произвольно, без приказа, и соблазн был слишком велик. Ксантипп вышел вперед. Все его внимание было приковано к лучникам и пращникам, повернувшимся к нему. Он с усилием сглотнул, когда первые из них дали нестройный залп. Они видели Ксантиппа, видели сломанный строй греков.

Дышалось тяжело, челюсти как будто склеились. Четыреста шагов отделяли Ксантиппа от группы персидских лучников на берегу. Его шеренги расстроились, и гоплиты, не имея возможности сомкнуть щиты, представляли легкую цель. Лучники могли только мечтать о таком и поэтому уже спешили воспользоваться своим шансом.

Теперь они выстраивались в двух стадиях от неуклюже топчущихся греков. Выход был только один, но Ксантипп не был уверен, что им удастся этот маневр – в жару и в полной экипировке.

Четыреста шагов на глазах у смерти.

Он взял фляжку с водой у стоящего рядом воина, сделал несколько глотков и, пробормотав слова благодарности, облизнул губы.

– Вперед, Акамантиды! Вперед, Афины! Вперед!

Ксантипп поднял щит и бросился на врага. Он смотрел на тысячи лучников, и все они, казалось, целились в него. Вместе с ним мчался Эпикл. Им обоим хватало сил бежать в доспехах, хотя Ксантипп уже чувствовал пронзающую колено боль.

Увидев, что Акамантиды перешли в наступление, остальные гоплиты левого фланга уже не могли больше бездействовать и, взревев в знак поддержки, устремились следом. Люди пыхтели под тяжестью оружия и доспехов, лица их покраснели и заблестели от пота, но они не сбавляли шаг.

Стрелы пролетели у Ксантиппа над головой, метя в отставших. Лучники привыкли поражать медленно движущиеся цели, а не вопящих и потрясающих копьями безумцев.

Добравшись до лучников, Ксантипп опустил щит, используя его как таран, и Эпикл шел рядом. Самым маленьким подразделением греческой армии были пары – двое мужчин, которые годами обучались и готовились вместе. Они сами и их семьи состояли в дружеских отношениях, и Ксантипп был рад, что в этот день Эпикл с ним.

Акамантиды и платейцы прорвали строй лучников и разделались с ними, как с жертвенными животными. Прорезав кровавую полосу, греки уничтожили одних и обратили в бегство других, которые устремились к берегу. Ксантипп с облегчением выдохнул и даже рассмеялся, когда его люди снова образовали боевой строй.

Их успех не остался незамеченным с обеих сторон. Персы заволновались, ожидая новых приказов или какого-нибудь выхода. Греки в центре фаланги призывали соотечественников вернуться на свое место на фланге. Ксантипп ждал, пока люди выровняют строй и сомкнут щиты. Мильтиад был со всеми. Архонт даже не смотрел в его сторону, и лицо у него было такое же красное, как у всех, будто его обожгло солнце. Возможно, так оно и было, пока он наблюдал за ходом сражения со стороны. Ксантипп задавался вопросом, рискнет ли Мильтиад пожаловаться на стратега. Он уже поклялся, что выдвинет собственное обвинение, если такое случится. Их фланг слишком долго стоял, ничего не делая. Если это не было предательством, то вполне могло бы им быть.