— Решать трудности дозволено лишь тем, кто на это способен, да, милая? — обратилась она будто к своей дочери, но та не ответила, сосредоточенно чистя крупные розовые виноградины — челядь благоразумно отодвинула варенье вглубь стола. — Как мог возомнить себя вершителем судеб тот, кто неспособен убить одноногого ублюдка моего супруга?
Тито невозмутимо перевел глаза на Вестника. Тот кивнул.
— Приказы уже отданы. Он ускользнул от нас в Ан-Шу, но мы разобрались с его пособниками. Мальчишка наверняка уже кормит воронье.
— Я готова продолжить этот разговор, только если вместо этого пастушьего пирога будет его голова.
Публика ахнула, запивая сенсацию — неповиновение главе Церкви Вознесения! — вином. Слуги к тому времени выкатили еще две бочки.
А Агата, улыбнувшись Тито, поднялась с места прежде, чем слуга отодвинул её кресло. Фрейлины повскакивали с мест, как спугнутая с мелководья стайка уток, и если бы не мальчишка-паж, чьи руки легли на спинку стула принцессы и задвинули его вместе с девчонкой, они бы ушли прямо здесь и сейчас.
Невежество, алчность, властолюбие, кровожадность. Грехи королевы Агаты проступили на её холодном лице демонической маской, когда она заорала на всю залу:
— Да что вы себе позволяете!
Тогда Тито встал. Тяжело оперся на посох, сгорбился так, словно её грехи легли грузом на его плечи. Если подумать, так и было. Его легковерие привело их сюда, в эту точку пространства и времени, где не могло быть ни мира, ни обещанного благоденствия.
— По вашей вине, сиятельная королева, Бринмор затопила кровь ваших подданных. Ваше вероломство привело к тому, что мы остались беспомощны перед лицом Врага. Но я смогу вернуть силу в руки нашего святейшего королевства.
— Нашего?
Она то ли не понимала происходящего, то ли до последнего силилась сохранить лицо. Чего она ожидала? Что после убийства короля и единственного, пусть и ублюдочного, наследника короны власть перейдет ей? Главе богомерзкого культа? Иноземке?
Церковь итак была слишком слаба из-за мягкотелости Калахана. Своенравный король — горе для подданных, чего стоила эта его «любовь» к чумазой шорке! Она была недостойна. Не несла в себе ничего, кроме возможности для императора Константина проглотить Бринмор, как умащенный кус мяса. Тито тогда был молод, слишком недальновиден. Надо было в ту ночь велеть Вестнику столкнуть их обоих из окна башни. Кто знал, что после гибели наложницы король станет и вовсе неуправляемым? Кто знал, что приплод этой хитрой куницы останется в живых? Всё это было большим просчетом. Совершить подобную ошибку снова, разумеется, было недопустимо.
Доблестный пьянчуга-король Бринмора был идиотом, не понимающим реальных угроз. Он слишком лояльно относился к проклятущим малефикам, отказал Тито в смертной казни тех, кто был на войнах, хотя какой разумный хозяин оставит жизнь домашнему псу, отведавшему человечины?
Но он, Тито Де Сантис, прелат Церкви Вознесения, всё исправит. Не даром земли Канноне некогда принадлежали его семье. Вся столица — это его город. Его законы. Да будет так.
Тито распростер руки, и с тем, как вспыхнула в свете жаровен ослепительная белизна его одеяний, громогласно зазвучал его торжественный голос.
— Королева Агата Сугерийская, вы обвиняетесь в предательстве короны Святого Мэлруда и заговоре против Церкви Вознесения!
Его голос возвысился, потому что по столу культистов прошла рябь, мельники, ваганты, художники, писари и предатели-монахи повскакивали со своих мест, заорали в возмущении, пока церковники, преданные Тито, сложили руки в жесте молитвы за упокой душ изменников. Агата не боялась, она ведьмински расхохоталась, тряхнула головой, из скромной прически выбились пряди. Её дочь глядела во все глаза, испуганная, вдавленная в стол животом — юный паж всё еще стоял за спинкой кресла, не выпуская принцессу из-за стола. Она закричала, заплакала.
— Попробуйте осудить меня, и весь Бринмор узнает о вашей подлости! О том, кто виноват в конце света! Я лишь отдала вам ключ, Тито! Это вы его провернули.
Королева была глупа. Очевидно, собственное мнимое величие затмило её разум, и так уж случилось, что Тито знал, что делать с безумцами. Каждый церковник в Бринморе знал.
— Не узнает, — сказал он тихо, посмотрел на ревущую «мессию» лет семи от силы и повернулся к Джованни, — убить их. Оставить девочку.
Тито умел брать на себя жёсткие решения и ел таких детишек на завтрак. Но смерть принцессы никак не приблизит его успех. Народу нужна надежда! Нужен символ. Культисты видели в ребенке мессию — он сделает её мессией. Маленькая девочка, что чудом спаслась в заварушке, которую устроили малефики, должные охранять покой короля и последние крупицы его сил. И именно Тито взял её под свое крыло. Защитил. Воспитал. Спас. Вырастил, как воспитал он Джованни. Да, всё так и будет. Это была не первая роковая ночь в жизни Тито.