Читаем Врата Европы. История Украины полностью

“Приди и виждь!” – призывает читателя анонимный автор “Истории русов”, один из предтеч украинских гуманитариев наших дней, в предисловии к своему труду. Едва ли можно найти лучшее окончание и для моего предисловия.

Раздел I

Понтийский фронтир

Глава 1

На краю света

Открывает историографию Украины Геродот – “отец истории” собственной персоной. Такой чести удостоились, за редким исключением, лишь народы Средиземноморья. Обширные степи, горы и леса на территории современной Украины, к северу от Понта Эвксинского (“гостеприимного моря” античной цивилизации, нынешнего Черного моря), занимали в средиземноморском мире особое место. Центром Ойкумены во времена Геродота служили города-государства Древней Греции, южной окраиной – Египет и Эфиопия, а северной – Таврида (Крым) и Понтийские степи. Но если философской и прочим традициям Юга греки стремились подражать, Север был для них краем света, где цивилизованный человек сталкивался лицом к лицу с варваром – своим альтер эго. Именно там западный мир впервые узнал, что такое фронтир – граница освоенных в политическом и культурном смысле земель. Там Запад начал определять себя, отделяясь от Иного.

Геродот происходил из карийского Галикарнаса (Бодрума в современной Турции). В V веке до н. э., когда он странствовал, составлял и читал слушателям свою “Историю”, его родным городом владела Персидская держава. Немалую часть жизни Геродот провел в Афинах и Южной Италии. Он не раз пересекал Средиземное море, повидал Египет, Месопотамию и другие земли. Приверженец аттической демократии, он писал на ионийском диалекте, но его интересы простирались далеко за пределы Великой Греции – рискну назвать их глобальными. “История”, разделенная после смерти автора на девять книг, проливает свет на истоки греко-персидских войн, что начались в 499 году до н. э. и шли полстолетия. Геродот изобразил их как эпическое противоборство свободы и деспотии, представленных соответственно греками и персами. Тем не менее, при всей глубокой симпатии к первым, он желал поведать историю не одной, но обеих сторон – чтобы “великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестности”[1].

Именно подготовка “варварских” отрывков заставила Геродота уделить внимание Понтийским степям. В 512 году до н. э., незадолго до начала противостояния с греками, Дарий Великий, самый могущественный из Ахеменидов, повел войска через Истр (Дунай), желая отомстить скифам за вторжение в Персию. Те же обвели его вокруг пальца. Легкие на подъем кочевники, избегая битвы, заставили пришельцев без толку пересечь огромное пространство Северного Причерноморья и дойти до самого Танаиса (Дона). Царь, который через два десятилетия заставит трепетать Элладу, потерпел унизительное поражение.

Автор “Истории” стремился преподнести читателю по возможности полное описание таинственных скифов, их страны и обычаев. Вероятно, непоседливый Геродот туда все же не добрался и лишь пересказывает нам дошедшие до него сведения. Тем не менее его подробный отчет о скифах и народах, которыми они правили, делает его не только первым историком, но и первым географом и этнографом Украины.


Как показывают археологические изыскания, территории к северу от Черного моря были заселены уже 45 тысяч лет назад неандертальцами, охотниками на мамонтов. В V тыс. до н. э. степи и лесостепи между Дунаем и Днепром принадлежали носителям кукутень-трипольской археологической культуры, которые занимались земледелием и скотоводством, строили большие поселения и оставили нам в наследство керамику и терракотовые статуэтки. Не позже трех тысяч лет назад жители западной части Евразийской степи приручили лошадь. Об этом тоже свидетельствуют раскопки. Некоторые исследователи на основе данных археологии, лингвистики и генетики предполагают, что Подонье и Нижнее Поволжье были прародиной индоевропейских языков. Из этого индоевропейского материка на рубеже IV и III тыс. до н. э. выделилась балто-славянская группа, а в середине II тыс. до н. э. славяне составили отдельную группу. Балто-славянское разделение происходило в лесах Северной Украины, Белоруссии и Восточной Польши, в то время как причерноморские степи контролировали носители иранских языков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика
Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное