Врата испуганного бога

— Да нет, ничего. У меня в кабаке, прямо тебе скажу, ты меня знаешь, плюрализм. Гумики или там негумики — меня не касается, в чем и лицензия есть. Но вот Бленд-Неудачник мне прямо сказал — это, говорит, цыгане.

— Кто?! — У Дона глаза полезли на лоб.

— Цыгане. Над Гуплином табором стоят.

— Я думал, они давно вымерли! Ты серьезно, или гусей погнал?

— Серьезно, серьезно. Сказал же — Неудачник сказал. Знаешь же Неудачника. Живут в шатрах, мотаются по всей Галактике из конца в конец на древних развалюхах. Золота — немеряно. Мало их осталось.

— Чумка! — сказал Дон раздумчиво. — Я как раз раскопал одну старую-старую цыганскую песню, обработал слегка, и сегодня собрался спеть. Чумка! Золото, говоришь… Надо будет с этими парнями поболтать поплотней… после. Глядишь, еще что-нибудь из них вытрясу. В смысле музыки. Цыгане — они, знаешь, народ воспетый легендами… в музыкальном смысле.

— Только они не сильно дружелюбные, — предупредил Мак. — И выглядят мерзко. Я хоть, как сказано, плюралист с лицензией, но… Мне люди как-то больше по душе. Знаешь, что они заказали?

— Ой, молчи, — сказал Дон. — Мне работать, ну его. Кроме того, плюралист ты мой сахарный, ксенофобия до добра не доведет, — назидательно сказал он далее, закуривая. — Помнишь ту историю, как гуманоид-ксенофоб вернулся из командировки и обнаружил в постели у жены негумика?

— Не помню, — сказал Мак. — Ладно, я пойду. Там уже кружками стучат. Да и с выручкой сегодня что-то не очень… Ты давай, Дон, заводись.

— Чем они тебе платили-то?

— Кредитки у них. Дублин-экспресс и Метагалактика. Но ты попробуй. В цепях они, во всяком случае, золотых. С красниной. Так тебе скажу.

Мак вышел. Дон вынул гитару из кофра и стер с нее невидимые пылинки клочком мягкой ткани. Инструмент был — что надо. Маллиган купил его за бешеную сумму у встреченного в казино “Республика” заезжего гитариста-орриона, клявшегося, что гитара — ручной работы и сделана из настоящего дерева. В такое даже поверить-то было трудно, но экспертиза показала, что оррион сказал-таки правду. Верхняя дека — клен, нижняя — палисандр, обечайка — орех.

Дон выскреб с кредита все, что у него было, заплатил владельцу и с тех пор ни разу о том не жалел. Да инструмент и окупился вдвое уже через полгода: первое время Дон играл не переставая, так много, что на пьянки и казино просто не оставалось времени, гитара была — играй, не наиграешься, и до сих пор Мбык не мог наиграться.

* * *

Его появление на подиуме было встречено дружным протяжным воплем. Музыкального Быка завсегдатаи “Третьего Поросенка” любили. Одним импонировал его рост, другим — цвет волос, третьим — крупные веснушки, и абсолютно всем — его песни и его манера исполнения. Бык был изюминкой “Третьего Поросенка”.

— Привет, народ! — прорычал Маллиган в старомодный яйцеобразный микрофон, с удовольствием прислушиваясь к раздавшимся в ответ возгласам, улюлюканью и свисту.

Программа Быка начиналась всегда со “Звездной пыли” Райслинга. Бык пел практически всего опубликованного Райслинга, пел и многое из неопубликованного, с присущим Быку чутьем отметая подделки. Ухоженные пальцы Быка колобродили по гитарному грифу, древний кантри-джаз не помещался в маленьком помещении бара, музыка переносила стены с места на место и подбрасывала потолок. Овации. Грохот кружек. Одним из достоинств Быка считалось умение хорошо петь, одновременно играя сколь угодно сложный аккомпанемент. Потом была сумасшедшая “Огненная стена” Кесса, за ней — холодноватый “Листопад” собственноручного сочинения, и разбитной “Джонни Кэш” известного вестомана Тумиолуса. К концу первого отделения нагрудный карман блистающей рубахи Дона ощутимо наполнился аккуратно сложенными пополам стокредитовыми билетами, запас которых специально на парнас Быку держал бармен Мак, обналичивая электронные деньги три четверти к одному. Наконец, Бык почувствовал, что зал разогрелся, прислушался и готов к тому, чтобы услышать новую песню.

— А сейчас, — крикнул с пафосом он, — я хочу спеть вам одну совершенно новую вещь! (Далее — без пафоса). Нет, одну совершенно старую вещь, маленький народный шедевр! В нем много слов, которых вы можете и не понять, типа “дроссель” или “сопло”, они давным-давно устарели и умерли, но я выяснил их смысл и, уверяю вас, они там на месте! Мне тем более приятно петь ее сегодня, потому что к Третьему нашему родному Поросенку забрели неисповедимыми дорогами необычные для нас посетители — цыгане. (С пафосом). Песня называется: “Цыганочка”. Слушайте и улыбайтесь вместе со мной!

Дон закрыл глаза, вскинул голову, блеснул сквозь бороду зубами и, ошеломив публику заводным, точно выверенным дома пассажем, с надрывом завыл: