На моих часах полдень, и я тревожусь. Пусть бы уж она пришла, и тогда, быть может, начнется новая жизнь. Конечно, прошло много лет, но время — это иллюзия. Прошлое — будь то часы или дни, недели или десятилетия — равняется лишь горсточке пепла, тогда как в грядущем — даже если ему суждено длиться вечно — каждая секунда имеет ценность. Пусть Клара придет, и их история, прервавшаяся на мгновение, пойдет дальше своим путем.
А если она не придет? Именно такая вероятность меня тревожила. Оссиан жил только этим свиданием: да задал ли он себе хоть раз вопрос, что будет делать, если в назначенный час она не придет?
Я начинал сомневаться в истинных причинах, которые заставили его выбрать для свидания подобное место. Этот парапет, этот столь близкий мост, эта река, за истекшие столетия поглотившая столько отчаянных упований…
На часах моих три минуты первого. Каждый раз, когда я подношу к глазам бинокль и всматриваюсь в даль, молодая пара за соседним столиком начинает возмущенно перешептываться. Не знаю, что они себе вообразили. Мои дела их совершенно не касаются, но из-за них я чувствую себя не в своей тарелке. А на другом берегу мой Оссиан выказывает признаки нетерпения. Так мне, по крайней мере, представляется издали: он уже дважды или трижды повернулся на каблуках, потом склонился над рекой, где проходит прогулочный трамвайчик. Похоже, туристы на палубе делают ему какие-то знаки. Он не отвечает и отворачивается. Я больше не вижу его лица. Мне кажется, что плечи у него поникли.
Я оставляю на столике деньги за кофе и выхожу. Иду очень быстро. Наверное, ему не понравится мое появление, наверное, он откажется от привычной любезности и крикнет, чтобы я не совался больше в его жизнь. Это не меняет того факта, что в этом городе — вплоть до нового распоряжения — я его единственный друг или, по крайней мере, единственный человек, которому его судьба не безразлична.
Ступив на мост Шанж, я бросаю взгляд сначала на него (он по-прежнему стоит неподвижно), а затем на часы. Девять минут первого. Я ускоряю шаг.
Дойдя до середины моста, я вдруг замираю. Стараюсь не дышать. Рядом с ним возникает женщина. Маленькая, седоволосая, в строгом платье, но лицо смеющееся, и глаза уже закрыты. Он по-прежнему смотрит вниз, прислонившись спиной к парапету, не видит ее. Она подходит ближе. Наверное, что-то прошептала. Ибо Оссиан поднимает голову. И руки его также поднимаются — медленно, словно крылья птицы, которая давно отвыкла летать.