Врата Лилит (Проклятие Художника)

«… И Я принимаю твою службу, мой Художник» — молнией пронеслась мысль в его сознании и, в то же мгновение, глаза незнакомки с портрета ярко вспыхнули в полутьме и их фиалковый взгляд резко направился в сторону Ганина, прям как прожекторы боевого корабля в ночи — на обнаруженную радарами цель, и пронзил его глаза! И…

Полированный до зеркального блеска старинный из красного дерева стол с резными ножками, одинокая ароматно пахнущая восковая свеча в подсвечнике из чистого золота с глубоким сочным отливом посредине стола, терпкое красное вино в хрустальных бокалах, а вокруг — кромешная тьма, как черное покрывало кулис на пустынной сцене ночного театра, которое проницают лишь мягкие, какие-то потусторонние звуки, как будто призрачные музыканты играют на призрачных инструментах — на скрипке, флейте и лютне. Играют что-то древнее как мир и что-то таинственное как ночь: древнюю музыку погибших цивилизаций и забытых богов…

— Тебе нравится эта музыка? Не правда ли? — раздался в ушах Ганина мягкий мелодичный шепот, напоминающий чем-то шелест морских волн, волн какого-то первобытного океана, который существовал уже тогда, когда ещё не было небесных светил, не было суши, не было самого неба…

Ганин поднял глаза — и на его руках проступила «гусиная кожа», а по спине пробежал неприятный холодок. Он увидел перед собой девушку из портрета, точь-в-точь такую же, в том же самом наряде, только — абсолютно живую! Он видел, как она двигает своими пушистыми ресницами, как её длинные пальцы сжимают хрусталь бокала, как в её фиалковых глазах отражается огонек свечи, как её чувственные губы расплываются в сладострастной усмешке, как она томно облокачивается на спинку мягкого пурпурного кресла…

— КТО ТЫ, БОГИНЯ? — только и смог почему-то шепотом вымолвить Ганин и ему стало жутко — он всеми порами кожи ощущал, что перед ним сидит та, для которой тесен весь земной шар, но которая каким-то чудом уместилась в теле — в теле ли? — этой солнцеликой девушки.

— Ты сказал… — таинственно и чарующе прошептала девушка и чуть слышно мелодично рассмеялась, как смеются морские волны в ночной тишине. — Я — богиня! Кто-то называл меня Афродитой, а кто-то Иштар, кто-то Изидой, а кто-то Кали, кто-то Венерой, кто-то Фреей, а кто-то — Ладой… Имен много, а я одна! И я одна… ВСЕГДА — ОДНА… — лицо девушки вдруг стало печальным, а нежные фиалки глаз наполнились такими же фиалковыми слезами.

Ганина настолько восхитило это удивительно красивое, с точки зрения художника, зрелище, что он даже на минуту забыл о том страхе и даже ужасе, что охватил его при первом взгляде на ЭТО СУЩЕСТВО.

— Эти слезы краше для меня всех бриллиантов на свете! — прошептал Ганин. — Позволь мне получить их на память, чтобы глядя на них, я всегда вспоминал о тебе, моя богиня, моя госпожа…

— Ты получишь гораздо больше, Художник… Но и их — ты получишь тоже! — и глаза её сверкнули, резко, властно, холодно, как молния сверкает на предгрозовом небе! С этими словами она поднесла к лицу дамский кружевной платочек и, промокнув глаза, протянула раскрытый платок Ганину. На прямоугольном кусочке шелка красовались два маленьких, круглых, прозрачных как слеза, сияющих при свете свечи бриллианта.

— Это бриллианты моих слез, Художник! Слез триллионов и триллионов лет одиночества… Одиночества, которого не изведала ни одна женщина на свете и никогда не изведает от начала мира до его конца, ибо Я — старше мира, Я — ЛИЛИТ, Та, что была, когда этого мира ещё не было….

Дыхание Ганина перехватило. Он испуганно инстинктивно выставил дрожащие руки перед собой, как ребенок, зашептав:

— Я не могу принять этот дар! Я не могу! Я — всего лишь человек! Смертный человек! Лилит внимательно посмотрела на Ганина, но серьезно, а не насмехаясь.

— Нет… Ты не «всего лишь» человек… Ты — Художник! Ты — тот, через которого Творец сущего открывает красоту своего создания, ты — Его посланник, Его орудие, Его кисть… — и вдруг резко, без всякого перехода… — Я ненавижу Его всей своей душой! Я хотела бы, чтобы Его никогда не было! Он отверг нас! Он видит в нас только соперников, тех, кто посягает на Его собственность! Он видит в нас только тьму и зло!.. — но также внезапно, как возник, её гнев погас, а глаза снова приобрели сладострастное, томное выражение. — Но ты… ты — другое… Ты увидел во Мне нечто прекрасное… Ту Лилит, что украшала своим видом ангельские хоры — и золото волос её тогда было ярче, чем корона на челе Люцифера!..

Существо в женском обличии замолчало, о чем-то вспоминая, с отсутствующим видом глядя на зыбкое пламя свечи.

— Я… я… Но ведь я не видел тебя! Мне просто приснилась девушка!

— Эта девушка возникла в твоем сознании как ассоциация на Мой поцелуй, которым Я наградила тебя. Образ этой девушки, земной девушки, настоящей, был отзвуком Моего поцелуя, отзвуком встречи и союза наших душ. И Я полюбила этот образ. Ты увидел Меня такой — и Мне понравилось это. Я словно бы увидела себя в зеркале, но этим зеркалом была твоя душа, твоя душа ТАК отразила Меня, Художник, Меня — Королеву ночных теней, призраков, темных мечтаний и фантазий!