Это было то самое платье, в которое одевались художники времен Рембрандта. Белоснежная льняная рубашка-сорочка, бархатный темный колет с короткими рукавами и с блестящими пуговицами, короткие панталоны до колен, тоже бархатные темные, белые гольфы, ботинки из мягкой кожи с серебряными пряжками, нашейный шелковый шарф и, самое главное, берет с белым пером. Ганин всегда мечтал о таком наряде, хотя и понимал, что это все детские игры. Можно подумать, художником могут сделать тряпки, пусть и старинные! Но все же представить себя настоящим художником Золотого Века Портрета и Живописи…
Ганин не устоял перед соблазном и тут же бросился одевать костюм. И вот уже через пять минут он был полностью готов и красовался у зеркала. Жаль, очки изрядно портили вид, но все же вышло ничего… Настоящий художник!
— Замечательно, господин! — похлопал в ладоши Сет, впрочем, совершенно бесстрастно. — Как вы себя чувствуете в нем?
— Как будто влез во вторую кожу! — воскликнул Ганин. — Он на мне как влитой сидит — легкий, воздушный, мягкий, удобный — даже снимать не хочется!
— Не беспокойся, господин, тебе больше незачем его снимать… — раздался мурлыкающий женский голос — к Сету присоединилась его сестра, уже полностью одетая, и довольно сверкнула своими зелеными кошачьими глазами.
— Это… это… почему же? — голос Ганина упал и он растерянно оглянулся.
— Ты теперь придворный художник Его Совершенства. Твой статус в Иерархии нашего Сообщества закреплен.
— Но…
— … Пока не будет закончен портрет Люцифера.
Ганин хотел что-то сказать, но неожиданно вмешался Сет.
— Сестра, мы опаздываем. ОН будет совсем скоро, ш-ш-ш-ш-ш… — а потом взял за руку Ганина. — Извольте следовать за мной. Его Совершенство не любит ждать!
А потом опять — бег по лестницам, коридорам, залам, причем с такой скоростью, что Ганин даже не успевал заметить, какие именно комнаты и залы они буквально пролетают. Казалось, что Сет, как и Тимофей-Котофей до этого, даже не касается ступнями пола.
И вот уже они в Библиотеке. Ганин стоит у мольберта и смотрит на золотые часы-ходики над камином. Стрелка показывает без одной минуты двенадцать.
Наконец, минутная стрелка медленно присоединяется к часовой, в верхней части часов что-то щелкает, послышались звонкие удары молоточка о медную тарелочку где-то внутри часов и…
Раздается оглушительный удар грома, внутри камина вспыхивает молния, из его жерла валят клубы серного дыма, а внутри них показывается яркое свечение, как будто бы в трубу камина спустилась шаровая молния, только размером с человека. Пламя постепенно стало обретать человекообразные формы, и вот уже — в полтора человеческих роста великан стоит у камина, сделанный целиком как бы из огня и света. Но вот свет и огонь гаснут, оставляя после себя раскаленную как металл кожу, пылающие как языки пламени золотые волосы, светящуюся как солнце одежду — перед Ганиным вновь предстал прежний солнцеокий Аполлон с пустыми глазницами-прожекторами, золотой короной из листьев лавра на голове, в золотой тунике, длинной пурпурной мантии, с жезлом с головой кобры в правой руке. От фигуры веяло таким могуществом и властью, что как Ганин, так и Сет со своей сестрой рухнули лицом вниз.
— Встаньте, возлюбленные! Я удовлетворен вашей покорностью. Все встали.
— Ну, как, Художник? Вижу, подарочное одеяние тебе впору… — удовлетворенно кивнул головой Солнцеокий. — Нет, нет, не благодари Меня, его ткала Моя дочь, это её подарок. У Меня будет для тебя другой подарок. Впрочем, обо всем по порядку… Надеюсь, ты хорошо отдохнул? Сехмет была с тобой ласкова?
Ганин покраснел как рак, а Сехмет поклонилась хозяину.
— Полноте, Художник! Чтобы как следует работать, нужно уметь как следует отдыхать, иначе от работы и умереть можно… — Солнцеокий ухмыльнулся. — Адский это труд — рисовать мой портрет, и тебе предстоит все это пережить, Художник. Впрочем, Сехмет останется здесь, и когда Я буду давать тебе перерыв — а это будет ровно с 4 утра до следующей полуночи —, она будет хоть немного восстанавливать твои силы, не так ли? — Солнцеокий резко взглянул на Сехмет и та согласно рыкнула.
— А Сет хорошо охранял тебя? Никто не беспокоил тебя?
Ганин быстро кивнул головой, Сет также поклонился хозяину. И Солнцеокий опять был удовлетворен.
— Сет — хороший страж. Даже там — тут он показал глазами куда-то вверх — немного найдется равных ему. Зверь, да и только… Он один не боится моей дочери и её Пса, Нахаша. Я сожалею, что ты так пострадал от её неумеренной жажды власти над своими любовниками, — тут Солнцеокий сделал выразительный жест руками и плечами — «мол, что с ней поделать!». — Она у меня одна-единственная дочь, без матери, а потому избалована до крайности. Ни с одним мужчиной не уживается, ничего не могу с ней поделать. Я уж и наказывал её, но… — пожал опять он плечами. — Впрочем, не для этого Я сюда пришел. Когда у тебя будет дочь, сам поймешь, каково это, а пока… Пока приступим! Сет, Сехмет — останьтесь по ту сторону двери. Вы будете нам мешать!
Сет и Сехмет низко поклонились и вышли за дверь.