Врата небесные. Архивы Логри. Том I

– Ну и чего мы встали как вкопанные? – весело спросил Дон Хосе. У него был сильный испанский акцент, но в целом он очень хорошо владел русским языком. – Шляпа нравится? Подарю, если хочешь. У меня их много. Коллекционирую. А ты чего-нибудь коллекционируешь, э? – спросил Дон Хосе, наливая чай. И, не дожидаясь ответа, сказал:

– Ну, так чего стоишь-то? В ногах же правды нет. Садись, амиго.

Последнюю фразу он произнес с такой хитрой интонацией, что я засомневался в его нерусском происхождении.

– А я ничего особенного не коллекционирую, – нерешительно ответил я.

– Ну, это мы поправим. Петр говорит, ты философ, а?

– Есть такое, – смущенно сказал я.

– Любитель, значит, мудрости? – лукаво подмигнув, продолжил расспросы Дон Хосе. И, кивнув на чайник, предложил:

– Чаю?

– Да, с удовольствием.

– А как же: «Во многой мудрости много печали. И кто умножает знания, тот умножает скорбь»? Получается, любитель скорби ты, амиго?

Его «амиго» было совершенно неподражаемым. Надо было реагировать на эту старую шутку. Дон Хосе явно ожидал ответа.

– В таком контексте я философию не рассматривал. А вы кто, позвольте спросить?

– Хм. Если б я знал, думаешь, сидел бы здесь с тобой?

– Я не понимаю вас, – окончательно смутился я.

– Эх, молодо-зелено, – сказал он и критически посмотрел на меня. – Впрочем, не очень молодо, – заметил он и продолжил спрашивать: – Вот ты мне скажи, амиго, зачем, по-твоему, все это?

– Что? – опять не понял я.

– Все. Ты, я, этот город, наш разговор, вообще жизнь? Не для того ли, чтобы понять, кто мы есть? А ты, модный такой, спрашиваешь: «Кто вы?». Вопросик-то на всю жизнь, э?

– Но Створкин сказал, вы – хранитель.

– А он не сказал, кем я был до того, как стал им?

– Нет. Мы виделись всего несколько раз.

– Это зря. Петр – великий человек. Я бы на твоем месте использовал любую возможность быть с ним. Разговаривать. Наблюдать. Таких людей вообще единицы. А он и среди них уникальный. В своем роде. Когда-то давно он спас меня, и я буду благодарен ему до конца своей жизни. И ради его просьбы даже готов тратить свое время на разговор с таким олухом, как ты, амиго.

И в этом «амиго», произнесенном с протяжным «и», ясно можно было почувствовать всю глубину недовольства Дона Хосе этим в высокой степени прискорбным фактом. А может, он просто развлекался – таких трудно понять.

Впрочем, я был готов потерпеть и не такое. Тем более что чувствовались в этом человеке особая умиротворяющая веселость и какая-то легкость, что ли.

– Так как вы стали хранителем?

– Так же, как и ты. Меня нашла Эдельвейс. Другого пути нет. Но до того я встретился с Петром. Он нашел меня, я думаю, для того, чтобы наказать, а может, и чего похуже. Тут дело в том, что я потомственный брухо – индейский шаман. Нас тут не так давно хорошо пиарили, так что ты должен слышать о таком, амиго.

– На Кастанеду намекаете? – осторожно предположил я. – Мне казалось, выдумки все это.

– Ну уж не все же. Про мескалин помнишь? Ага. Моя специализация. Хороший способ уйти в Тень. Может, самый лучший.

– Вы меня простите, – осторожно прервал я его, – а что такое Тень?

– Ты чего, амиго? – подозрительно прищурился Дон Хосе. – Совсем ничего не знаешь или дурить меня вздумал?

– Я вообще ничего не знаю! Только то, что успел рассказать мне Створкин о двенадцати мирах, – с прорвавшимся в голосе отчаянием сказал я. – И потому с трудом сдерживаюсь от безнадежной глухой тоски и от абсолютного скептицизма по этому поводу.

– Как такое может быть, я не понимаю, – несколько смягчившись, задумчиво протянул Дон Хосе. – Ты действительно видел Принцессу?

– Один раз. И, знаете, уже иногда думаю, а видел ли?

– Этого достаточно, – прервал меня он, – чтобы… Слушай, амиго, но я чувствую на тебе Токен. Такой же, как у меня и у Петра. Постой… Проведи плавно рукой возле шеи, только плавно. Плавнее… Чувствуешь?

Я послушно и очень медленно поводил рукой возле шеи и груди – и в какой-то момент почувствовал легкое покалывание на кончиках пальцев, а потом ощутил нечто похожее на сгустки невидимого желе или уплотненного воздуха, словно висящие в пространстве и создающие причудливый узор.

– Ну? – нетерпеливо спросил Дон Хосе.

– Да, что-то определенно есть, – подтвердил я.

– Это знак Принцессы, символ избрания. И здесь ошибки быть не может. Вместе со знаком передается еще и знание. Оно может отличаться, насколько я знаю, но незначительно. Скажи-ка, – помолчав, продолжил он, – у тебя было чувство, будто ты вспоминаешь то, что вроде знал, но давно забыл?

– Было, – честно ответил я. – Только это касается исключительно Эдельвейс. И еще много информации о Логри и Корнуэлле. Я словно всегда это знал. Но это все! Дон Хосе, я прошу вас, помогите мне, пока я еще в трезвом рассудке, как я думаю. Расскажите мне все, что я, по вашему мнению, должен знать как хранитель – да и просто как человек, случайно попавший в ваш мир.

– Никто не попадает сюда случайно, амиго. Никто, – тихо сказал, словно прошептал, Дон Хосе. – Для всего есть причина. – И повторил еще тише: – Для всего есть причина.