Врата небесные. Архивы Логри. Том I

В определенном смысле я ощущал себя, наверное, так же, как Чжуан-цзы, мой любимый древнекитайский философ, в его самой знаменитой истории, когда ему приснилось, что он – бабочка: проснулся Чжуан-цзы и не мог понять – то ли он Чжуан-цзы, которому снится бабочка, то ли он бабочка, которой снится, что она – Чжуан-цзы…

Ночью мне тоже приснился удивительный сон. Я шел по узеньким улочкам старой Тюмени мимо многочисленных деревянных домов, выстроившихся в ряд, с деревянными же палисадниками перед ними. На улице пасмурно, нет ни солнышка, ни даже кусочка синего неба.

Мне не нравится это серо-досочное пространство, и я начинаю ускорять шаг. Еще немного – и я уже бегу. Улочка петляет, но декорации всё те же. Впереди уже заметно, что улица заканчивается высоченным деревянным забором. Все, тупик. Куда дальше?

Я подбегаю почти вплотную к забору, еще миг – и я врежусь в эту серость надвигающегося забора, в эти сухие доски, в которых видна, кажется, вся фактура дерева, из которого они были когда-то вытесаны. Все эти прожилки, сучки, остатки смолы, срезы годовых колец – я вижу все это с невероятной четкостью.

Внезапно замечаю, что эти прожилки начали набухать, наполняться влагой, и скоро уже стали заметны маленькие зеленые почки, появившиеся тут и там. Они принялись умножаться с огромной скоростью – и вот уже весь забор, казалось, покрылся зеленью. Словно время повернулось вспять, и из засохшего, серого, угрюмого, мертвого появилась и восторжествовала жизнь.

Между тем сквозь листву начали пробиваться солнечные лучи. Мало-помалу они становились все ярче и ярче, и вот уже жаркое, жизнеутверждающее, ликующее солнце поглотило зелень недавно распустившейся листвы в своем неудержимом сиянии.

Ветви словно бы раздвинулись, раздались, и везде и во всем было солнце. И в этом сиянии я будто плыл над землей, сам становясь сиянием, продолжением этих светлых ласковых лучей, этого тепла. Я ощущал блаженство. Настоящее. Такое, которого никогда не испытывал.

Потом я часто вспоминал этот сон и думал: все в жизни человеку может надоесть, потому что ничто материальное, земное не наполнит его, человека, невообразимую глубину. Хотел престижную машину, получил – понял, что это всего лишь машина, и радость какая-то недолгая. Хотел земли, дома, деньги (яхты, самолеты) – все очень скоро оказывается пресным и постылым, хочется чего-то еще. А здесь, в этом сне, первый раз в жизни я больше не хотел ничего. Только чтобы это не заканчивалось, чтобы это длилось. А может, там просто не было времени? Ведь если времени нет, то чему длиться?

Говорят, в пакибытии – в этом состоянии после смерти в христианстве – времени как онтологического понятия не существует. Трудно представить такой мир, еще труднее – ощутить. Но некоторым, видимо, удается. В христианских апокрифах я встречал описание остановки времени, когда времятечение мироздания застывает и мир становится статической декорацией.

Но там же Бог. Он не господин ли и времени? А здесь? Откуда же такие видения? Так странно – и так необычно.

Эйнштейн считал, что нет отдельно пространства и нет отдельно времени. По крайней мере, согласно его теории относительности. Есть неделимый континуум, «пространство – время». А ведь и правда – чтобы пространство существовало, воспринималось, нужно время как некая длительность. И даже кантовская идея (куда же без него!) о протяженности возможна только в таком контексте времени…

Проснулся я с ощущением абсолютнейшего, тотальнейшего счастья. Если рай есть, то в нем, наверное, так, как в моем сне.

3

Когда сталкиваешься с необходимостью описать свой собственный опыт встречи с необычным, помочь тебе никто не сможет. Так я понял, пытаясь тогда собрать в кучу свои аргументы и пояснения. Для начала – самому себе. Да, были талантливые люди, ничего не скажешь. Писали об этом так, что хотелось верить. А вот когда с тобой такое…

И ладно бы что-то прямо эзотерическое. А тут ведь нет. Простое, обыкновенное в чем-то даже чудо. И где? Не в Тибете каком-нибудь или в Индии, как у всех. А вот прямо здесь. И в этой невозможности что-либо (и кому?) объяснить ощущалась некая поразившая меня тогда своей новизной запретность. Словно показать-то показали, а вот дальше…

Утро вторника (по контрасту, наверное) было неприветливо хмурым.

Я живу почти в самом центре города, в исторической его части, неподалеку от Свято-Троицкого монастыря, в небольшом деревянном домике. Домик этот давно уже должны были снести, а мне – дать за него квартиру, да внезапный финансовый кризис успокоил рвение очередного инвестора, и все осталось как было.

Контора Створкина располагалась тоже в центре, поэтому я решил пойти к нему пешком.

Трехэтажное каменное здание с вывеской на стене «Памятник архитектуры XVIII века» выделялось свежеоштукатуренным и покрашенным фасадом кофейного цвета. Я очень люблю такие здания, тихие, купеческие, а может, и дворянские. Со своим стилем и историей. Жаль, что каток урбанизации, так легко уничтожающий прошлое, оставил их так мало.