Врата огня

Верхний край солнечного диска только прорвал гори­зонт, когда отряд начал спускаться с последнего скалистого склона над лагерем эллинов. Тела Александра и Лахида спустили на веревке вместе с Самоубийцей, чья рана в паху не позволяла ему двигаться. Диэнеку тоже потребовалась веревка. Мы цеплялись руками за скалу. Через плечо я видел копошащихся внизу людей – аркадцев, орхоменцев и микенцев. На мгновение мне показалось, что спартанцы тоже уходят вместе с ними. Могло ли случиться, что Леонид, поняв всю бесполезность сопротивления, отдал приказ отойти всем? Потом мои глаза невольно обратились к человеку, спускавшемуся рядом, и встретили взгляд Полиника. Он прочел на моем лице желание спастись. И только усмех­нулся.

У основания Фокийской стены спартанцы – их едва на­считывалась сотня Равных, еще способных сражаться, ­уже выполняли утреннюю гимнастику и облачались в дос­пехи. Они расчесывали свои длинные волосы, готовясь к смерти.

Мы похоронили Александра и Лахида на спартанском участке у 3ападных Ворот. Нагрудники и шлемы обоих отложили, чтобы использовать, а их щиты Петух и я оставили среди прочего оружия в лагере. В мешке Александра не нашлось никакой монетки для паромщика, у меня и моего хозяина – тоже. Как-то так вышло, что он все поте­рял, в том числе и кошелек, что госпожа Арета положила в мой неприкосновенный запас в тот последний вечер в лакедемонском поместье.

– Вот,– предложил Полиник.

Он протянул все еще завернутую в промасленное полотно монетку, которую его жена начистила для него,– серебря­ную тетрадрахму, отчеканенную гражданами Элеи в честь Полиника, чтобы увековечить его вторую победу на Олим­пийских играх. На одной стороне было выбито изображение Зевса Громовержца с крылатой Никой на правом плече, а на обратной – изогнутая полумесяцем оливковая ветвь вокруг палицы и львиной шкуры Геракла в честь Спарты и Лакедемона.

Полиник сам положил монету на надлежащее место. Ему пришлось пришлось разжать челюсти Александра со стороны, противоположной «обеду кулачного бойца» из янтаря и эвфорбии, которые зафиксировали раздробленные кости. Диэнек прочел молитву за павших. Он и Полиник опустили тело в алом плаще в неглубокую могилу. Не потребовалось почти никакого времени, чтобы забросать ее землей. Оба спартанца выпрямились.

– Он был лучше нас всех,– сказал Полиник.

С западных вершин спешили дозорные. Они заметили Десять Тысяч, которые завершили свой ночной поход и теперь стояли в пятидесяти стадиях в тылу эллинов. Они уже разгромили фокийских защитников на вершине. Греки у Ворот, по-видимому, имели часа три до того момента, ког­да Бессмертные завершат спуск и приготовятся к атаке.

Другие гонцы прибыли со стороны Трахина. Наблюда­тельный трон Великого Царя, как видел ночью наш отряд, был разобран. Ксеркс на своей царской колеснице шел в наступление – самолично со свежими войсками за спиной атаковать эллинов с фронта.

Участок захоронения находился на значительном расстоянии, более тысячи шагов от места построения спартанцев у Стены. Когда мой хозяин и Полиник вернулись, мимо прошагал отряд союзников, отступая в безопасное место. Держа слово, Леонид отпустил их – всех, кроме спартанцев.

Мы смотрели, как союзники проходят мимо. Первыми оказались мантинейцы – они брели, сгорбившись, словно а их коленях и бедрах не осталось сил. Никто ничего не говорил. Все были так перепачканы, что казались сделанны­ми из грязи. Песок забил все поры и впадины на теле, даже глазницы, а в углах ртов собралась клейкая слюна. Их зубы были черны, они плевались, и на землю падали темные плевки. Некоторые сдвинули шлемы назад, и теперь те били по плечам, а черепа представлялись удобными болванками для горшков. Большинство повесили свои шлемы лицом вперед на надетые через плечо скатки плащей. Хотя на рассвете было еще прохладно, воины тащились все в поту. Я никогда не видел настолько изнеможенные войска.

Следующими шли коринфяне, потом тегейцы и опунтские локрийцы, флиунтцы и орхоменцы, а рядом с ними аркадцы и остатки микенцев. От первоначальных восьмидесяти гоплитов из Микен, способных передвигаться, оста­лось всего одиннадцать, и еще две дюжины распростерлись на носилках или были привязаны к волокушам за лошадьми. Люди и животные опирались друг на друга. Кто-то не соображал, кто он и где находится, из-за сотрясения мозга или проломленного черепа; другие вовсе утратили чувства и онемели от ужаса и напряжения последних шести дней. Почти каждый был многократно ранен, в основном в ноги и голову, многие потеряли зрение и брели возле своих товарищей, ухватившись за их локоть, или тащились рядом с вьючными животными, держась за конец привязанной к тюкам веревки.