Врата Птолемея

Не отводя кинжала от глотки Натаниэля, драматург привстал с кресла и шагнул вперед, чтобы лучше видеть происходящее. Натаниэль медленно-медленно повернул голову и встретился глазами с Китти. Не имея линз, девушка заметила происходящее только в самый последний момент, когда в темноте вспыхнули две Плазмы Пинна и торжествующие демоны начали один за другим проявляться на обыденном плане. Она уставилась на Натаниэля широко раскрытыми глазами — и наконец увидела Мейкписа и кинжал. На ее лице отразилось смятение, сомнение и неверие. Натаниэль не отрывал взгляда от ее глаз и одними губами отчаянно умолял ее сделать что-нибудь, показывая бровями, что именно. Если она только сумеет отбить кинжал, хотя бы на миг, он мог бы броситься на Мейкписа и вырвать кинжал из его руки. «Быстрее!» Если она сделает это сейчас, пока безумец отвлекся…

Китти взглянула на Мейкписа, потом снова на Натаниэля. Нахмурилась. По щеке Натаниэля заструился пот. Все бесполезно — она ему не поможет. Да и с чего бы ей ему помогать? Она же его презирает.

А Мейкпис тем временем облокотился на перила и время от времени тихонько хихикал себе под нос, наблюдая все новые унижения, которые демоны причиняли волшебникам. И каждый раз, как его тело содрогалось, кинжал вонзался все глубже в шею Натаниэля.

И тут Натаниэль увидел, как Китти чуть заметно кивнула. Она напряглась, приготовилась к прыжку. Он облизнул губы, собрался…

Китти Джонс метнулась вперед. И тотчас же зеленая молния ударила в нее, отшвырнула девушку назад, на перила ложи, которые треснули от удара. Ее тело окуталось изумрудным пламенем, конечности задергались, волосы задымились.

Пламя угасло. Китти сползла на пол, только голова и рука остались висеть над зрительным залом. Глаза ее были полуоткрыты, но ничего не видели.

В левой руке мистера Мейкписа дымилось и шипело зеленое пламя, но правая продолжала прижимать кинжал к горлу Натаниэля. Глазки у него сделались крошечными, как изюминки, зубы оскалились.

— Глупая девчонка! — сказал он и дернул кинжалом. Лезвие задело кожу на подбородке Натаниэля, пошла кровь. — Встать!

Натаниэль молча поднялся на ноги. По всему залу стоголосым эхом прозвучал тот же приказ. Все пленники с шумом поднялись на ноги: связанные, с завязанными глазами, беспомощные. Бесы пинали и щипали их, принуждая двигаться быстрее. Несколько пленников от обилия впечатлений лишись чувств. К таким подбегали один или несколько демонов и подхватывали их на плечи. Наверху, в ложах, где джинны занимались более могущественными волшебниками, на волю случая не было оставлено ничего: всех пленников опутали толстыми черными сетями и скрутили, как колбасу.

Натаниэль наконец обрел дар речи.

— Вы погубили нас всех!

Лицо Квентина Мейкписа расплылось в широчайшей улыбке.

— Напротив, Джон! Мы присутствуем при начале новой эры! Однако представление окончено, и мне придется заняться кое-какими рутинными делами. Но у меня есть человек, который позаботится о том, чтобы вы в мое отсутствие вели себя благоразумно.

Он кивнул в сторону входа в ложу. Портьера откинулась. Внутрь вошел высокий человек в черном плаще. Наемник, как всегда, казалось, заполнил собой все пространство.

— Я так понимаю, вы старые знакомые, — сказал мистер Мейкпис, пряча кинжал под сюртук. — Вам, несомненно, найдется о чем поговорить. Я не стану унижать вас, Джон, мелочными угрозами, но позвольте дать вам один совет, — сказал он, оглянувшись уже с лестничной площадки. — Не пытайтесь умереть, как эта бедная юная Китти — мне еще так много нужно вам показать!

И ушел. Натаниэль стоял, глядя на тело на полу. Внизу, в жуткой тишине, нарушаемой только шарканьем ног и возбужденной болтовней демонов, проворно уводили и уносили все британское правительство.

Часть 4

Пролог

Александрия, 124 г. до н. э.

Времена в Египте были опасные. С юга, из-за порогов, прокрадывались дикари и предавали мечу приграничные города. Племена бедуинов сеяли смятение среди торговых караванов, следовавших вдоль границ пустыни. На море кораблям досаждали пираты-берберы. Советники царя настаивали на том, чтобы призвать на помощь чужеземцев, однако царь был стар, горд и осторожен, а потому не соглашался.

В запоздалой попытке задобрить недругов при дворе Птолемей предложил к их услугам свои таланты. То есть меня, как он не преминул мне сообщить.

— Ты уж извини меня за такое унижение, — говорил он, сидя со мной на крыше в ночь накануне моего отбытия. — При всем моем уважении к Аффе и Пенренутету, самый могущественный из моих слуг все-таки ты, дорогой мой Рехит. Я уверен, что ты способен творить чудеса во славу нашего народа. Выполняй приказы военачальников, а когда нужно — действуй по своему усмотрению. Прости меня за все те трудности, которые тебе доведется пережить, но в конечном счете это пойдет на пользу и тебе тоже. Если удача не отвернется от нас, твои труды заставят моих родичей отвязаться от меня и позволят мне спокойно завершить свои исследования.

Я пребывал в облике благородного пустынного льва, и мой рык звучал достаточно гулко и грозно.