Врата Рая

К черту первую капсулу, — думал я. — Что о нас?

— Капсула четыре, — сказал голос с отчетливой ясностью, не давая намека на тревогу, — вы пропустите цель и продрейфуете. Мы попытаемся рассчитать дрейф. Опасности нет… приземление будет мягким.

— Ублюдки! — сказал я. Я попытался устроиться поудобнее, но был жестко закреплен. Мой голос был слышен Ангелине, но может быть не донесся до «Ариадны». Она не отпустила кнопку передатчика, просто опустила микрофон, чтобы поговорить со мной.

— Ты видишь? — спросил я.

— Нет, — ответила она.

— Чертова неисправность! — зашипел я словами, словно они были какой-то вонючей субстанцией. — Этот ублюдок Джухач мешает нам.

Техник говорил капсуле два, что ее посадка осуществлена, и мы слышали согласие д'Орсей.

— Почему? — спросила Ангелина. Глаза ее были широко открыты, она не верила этому.

— Из-за чертовых передатчиков Хармалла. Он знает… он не дурак, если не брать во внимание его навязчивый план. Нас поместят так, что Везенков и Зено смогут первыми найти доказательства. Таким образом Джухач получит новости раньше Хармалла. Может быть, Хармалл не получит их вовсе, это уж точно. Его волшебные грибы не попадут в запретную область, благодаря этому мы выведены из игры! Сто пятьдесят световых лет покрыть для того, чтобы разгадать тайну и у нас хлопнули дверью прямо по окровавленным лицам! Ублюдки!

Я был слишком переутомлен, чтобы попытаться забрать назад микрофон и выразить им то, что я о них думаю! Но Ангелина, всегда осторожная, вряд ли позволила мне это сделать.

— Мы не знаем этого, — сказала она. — И даже если бы это было правдой…

Она не закончила свое предложение.

Капсула три, с Зено и русским, приближалась к поверхности. Когда это подтвердили, Ангелина вновь открыла канал связи. Я должен восхититься ее спокойствием.

— Как далеко от цели мы шлепнемся? — хладнокровно спросила она.

— Еще не определили, — сказал техник. — Погодите. Мы зафиксируем точно как только вы снизитесь. Вы дрейфуете на юго-запад.

Я попытался вспомнить рельеф местности, но не смог. Одно направление казалось одинаково как хорошим так и плохим, так же как и другое. Я несколько раз выругался про себя, надеясь, что это заставит меня почувствовать лучше.

Затем мы получили предупредительный сигнал о посадке и я начал отсчитывать секунды. Это не было необходимостью, но успокаивало. Моя мать всегда говорила мне, что ругань является симптомом недостатка воображения. Мое тело теперь наливалось тяжестью, и я ужаснулся на мгновение, ожидая удара, уверенный в том, что мои кости, ослабевшие при нулевой силе тяжести, непременно переломаются. Я сцепил пальцы и закрыл глаза…

…и мы приземлились ревя, качаясь, кренясь и закручиваясь.

Какие-то мгновения у меня возникло ощущение неправильности того, что капсула опускается и раскачивается. Затем я понял.

— Мы плывем! — сказал я слишком слабо, чтобы это могло показаться криком, — Они зашвырнули нас в чертово море!

Грохот стих, сменившись слабым звуком, напоминавшим постукивание пальцами по металлической поверхности.

— Могло быть и хуже, — добавил я на удивление спокойно, — это — дождь.

— Привет, "Ариадна", — сказала Ангелина. — Как далеко мы от цели?

— У нас уже есть точные данные, — доложил техник. — Вы — в ста шестидесяти километрах.

Я снова выругался, демонстрируя свой недостаток воображения. Что еще было делать?

— Мы приземлились на воду, — доложила Ангелина.

— Вы приземлились в районе, который мы назвали заболоченным, — сообщил техник. — Думаю это очевидно.

— Далеко ли от нас суша?

— Я полагаю, вы имеете в виду твердую поверхность… участок поверхности, прилегающий к цели?

Она и в самом деле хорошо владела собой. Все что она сказала, было:

— Да, я именно это и подразумевала.

— Около ста километров, — сказал он. — Возможно, чуть больше. В действительности, хотя там большая часть вода, это только лучше для вас. В капсуле находятся спасательные средства, плот. В капсуле два есть моторный глайдер, но доставить вас на нем не смогут, он рассчитан на одного человека.

Она искоса глянула на меня.

— Они упаковали с нами плот, — сказал я. — Они знали, куда они нас посадят.

Она покачала головой, все еще не веря, что мы стали жертвами подлого заговора. Она опустила микрофон, и пятьдесят секунд мы прислушивались к дождю. Тяжесть придавила меня, и без сомнения, ее тоже. Кости не были поломаны, но мне стало интересно, как же это я ухитрялся таскать такие тяжелые кости в течение многих лет своей жизни.

— Ли, — сказал новый голос. — Ты там, Ли?

Я взял микрофон и сказал:

— Привет, Зи. Я здесь. Все еще в упаковке. У вас дождь?

— Нет, — сказал он. — Небо ясное.

— Некоторым людям не везет.

— Мы можем чем-то помочь?

— Сомневаюсь, — сказал я. — Посмотри с такой точки зрения… пока вы анатомируете разлагающиеся трупы в куполе, мы будем здесь, где происходит настоящее действие, наслаждаясь предоставленными каникулами.

— Это не помощь, — сказал он.

— Может быть пока не помощь, — угрюмо буркнул я.

— Извини, — сказал он. — Не будем об этом.

— Пустяки!