Врата Рая

РАЗНОЦВЕТНЫЙ СВЕТ, СТРУЯЩИЙСЯ ЧЕРЕЗ ОКНА КАФЕДРАЛА СТАНОВИТСЯ ТУСКЛЕЕ, ТАК КАК БЫСТРО ОПУСКАЕТСЯ НОЧЬ. ГОЛОСА УГАСАЮТ, И МУЗЫКА ДОСТИГАЕТ ОКОНЧАТЕЛЬНЫХ ЖАЛОБНЫХ АККОРДОВ ПЕРЕД ПОСЛЕДНИМ ВЗРЫВОМ. НЕТ БОЛЬШЕ ПРАЗДНОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ТРАГЕДИИ, ТОЛЬКО ДРАЗНЯЩИЙ ТАНЕЦ, КОТОРЫЙ ТЫ УЗНАЛ КАК КОНЕЦ "ФАНТАСТИЧЕСКОЙ СИМФОНИИ" БЕРЛИОЗА, КОТОРУЮ ТЫ ЗНАЕШЬ ТАК ХОРОШО, ГДЕ ДЕМОНЫ И ДУХИ НАСЛАЖДАЮТСЯ СВОИМИ ЛУННЫМИ ТАНЦАМИ В ОЗНАМЕНОВАНИЕ ТРИУМФА ГРЕХА.

ГОСТИ ВЫШЛИ ИЗ СТЕН, НЕ ОПАСАЯСЬ СУМЕРЕК, НО В ИХ ПРЫЖКАХ ЕСТЬ ЧТО-ТО ПАТЕТИЧЕСКОЕ, И ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО НЕТ НЕОБХОДИМОСТИ БОЯТЬСЯ ИХ, ИХ КОМПАНИЯ ЗДЕСЬ ИЗ-ЗА ТЕБЯ, И ОНИ НЕ МОГУТ БЫТЬ ЗДЕСЬ ИЗ-ЗА ЧЕГО-ТО ЕЩЕ, ПОЭТОМУ ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ. ЕСЛИ ДЬЯВОЛ САМ ПРИВЕТСТВУЕТ ТЕБЯ, ТЫ НЕ БОИШЬСЯ, ПОТОМУ ЧТО ЗНАЕШЬ — ты всегда знал — ЧТО ПРИНАДЛЕЖИШЬ ЕМУ, И ЧТО ДЬЯВОЛЬСКИЙ ОГОНЬ БЫЛ БЫ ДЛЯ ТЕБЯ НАГРАДОЙ. ТЫ ПЕРЕПОЛНИЛСЯ ЧУВСТВОМ ВЕРЫ, ЧТО ЭТО ВСЕ НАД…

ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ, КОНЕЧНО, ЧТО ЭТО НЕ СУЩЕСТВУЕТ.

ТАМ ВСЕ ЕЩЕ ЕСТЬ КРОВЬ. ЕЙ НУЖНО РАЗРЕШИТЬ УЙТИ. ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ЭТО ПРОСТО, КАК ПРОКОЛОТЬ НАРЫВ, НО ЕСТЬ ЕЩЕ ЧТО-ТО ОБ ИДЕЕ, КОТОРАЯ ДЕЛАЕТ ТЕБЯ РАБОЛЕПНЫМ И УСЛУЖЛИВЫМ, ЧТО-ТО, ЧТО ЗАПОЛНЯЕТ ТЕБЯ ТАКИМ БЕЗГРАНИЧНЫМ УЖАСОМ, ЭТО РАЗДИРАЕТ ТЕБЯ СОБСТВЕННЫМ РАЗУМОМ И ОСТАВЛЯЕТ ХНЫЧУЩИМ, КАК ЖИВОТНОЕ. ЭТО НУЖНО СДЕЛАТЬ. НО ЭТО ХУДШЕЕ, ЧТО ЕСТЬ В МИРЕ, ЕСЛИ СРАВНИТЬ ИЗЛУЧАЮЩЕЕ ПЛАМЯ АДА С МЯГКИМ ДЫХАНИЕМ СОЛНЦА.

УДУШЬЕ ПОДЫМАЕТСЯ В ГОРЛЕ, РОТ ПЕРЕПОЛНЕН И ТЫ МЕДЛЕННО ЗАДЫХАЕШЬСЯ КРОВЬ ПОДХОДИТ…

ПОДХОДИТ…

И внезапно, безумно, мечта сменяется бредом, и тепло опаляет мне ресницы. Я борюсь, чтобы открыть их и небо горит красным.

ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

Но это может, и есть, и красный огонь везде, и вместо сна, несущего меня прямо в ад, бессонница превращает мир в ад. Не только вид горения, но также звук и запах.

И звук, также, ружейного огня.

Я понял, что красное пламя является пламенем фосфоресцирующих ракет, расцвеченных кровью и опасностью, и что ружейный огонь рассеивает демонические силы, убивает вампиров и предает их прах проклятию.

Я хотел двинуться, но боль была слишком велика, и даже триумф не смог поднять мою плоть на ноги, как он поднял мой дух. Я не умер, но очень, очень ослаб.

Тем не менее, я знаю, падая назад в колодец Тьмы.

Знаю: я спасен.

Глава 18

Я проснулся снова перед прибытием подкрепления из купола с морфием, чтобы унять боль. Думаю, меня разбудила боль.

Надо мной склонилась Ангелина Хесс с сигнальным пистолетом в одной руке и ружьем в другой. Был вечер, сгущались сумерки. Она была напугана тем, что наступает ночь и туземцы могут вернуться.

Она увидела, что я открыл глаза.

— Хэлло, Ли, — сказала она.

— Хармалл получил послание? — спросил я.

— Он получал их. Я должна была достигнуть первого пункта менее за час после того, как ты оставил его. Когда они засекли второй раз, я мчалась так быстро, как могла. Партия из купола появится здесь в любую минуту.

Я крутил шеей, разглядывая ближайшие тела. Не трудно было различить что-то гуманоидное. Вытекала молочно-алая жидкость и вся форма, казалось, была наполовину растаявшей.

— Это не приятно, — сказала она.

— Полагаю, я не выгляжу много лучше.

— С тобой будет все в порядке, — сказала она. Ты потерял много крови, да и кожа подпорчена. Они ободрали тебя живого, не применяя ножа. Но ты выживешь.

Наступило мгновенное молчание, и затем я прошептал:

— Зачем?

— Не знаю, — ответила Ангелина устало. — В этом нет никакого смысла, насколько я могу видеть. Другие миры… чужие пути. Они — донеолитические дикари, Ли. Мы не можем ожидать цивилизованного обращения.

— Если Хармалл получил послание, — сказал я, меняя предмет, — значит ли это, что он больше не под стражей на «Ариадне»? Или война все еще продолжается?

— Не знаю, — ответила она.

— О н и, должно быть, меняют формы.

— Не знаю, — снова сказала она. — Принимай это легче, Ли. Помощь придет через минуту. Они подходят.

Разговаривать мне было не по силам. Я откинулся назад в бредовом полузабытьи и лежал до тех пор, пока не прибыла спасательная партия, но в полном исступлении раскачивался туда-сюда от обычной боли.

Я потерял все представления о времени. Грезы, которые приносит морфий слаще чем те, которые приходят во сне. Когда я окончательно пришел в себя и огляделся вокруг, от агонии не осталось следов, только притупленное ощущение, хотя и далекое от удобства, но непереносимое лишь тогда, когда я двигался.

Я лежал на животе в секции купола. Ангелина — без стерильного костюма — сидела у кровати, пока Зено, упакованный более осмотрительно, работал при помощи маленького настольного компьютера.

— Мы стерильны, — полюбопытствовал я, — или нет?

— Мы в лабораторном отделении купола, — сказала она мне. — Мой костюм был изорван, когда я кинулась спасать тебя. Возникло много проблем, связанных с этим. Помимо всего, тебе нужно было сделать переливание крови, а моя подходила.

— Как я? — спросил я. Мой голос прозвучал натянуто, а язык был ватным. Зено оставил экран и подтянул свое кресло к кровати.

— Не так уж хорош, — сказала Ангелина. — У тебя регенерируется много тканей. Ты можешь это сделать, но времени уйдет много.