Я неуверенно огляделся на собравшуюся толпу. Их вглядывающиеся глаза излучали любопытство, и я смог понять весь их путь через биологическую бездну между нашими видами. Меня поразило то, как просты они были в этом обычном облике. Не было доказательств сексуального деморфизма. Хотя, конечно, небольшие индивидуальные отличия и были — вероятно, у детей частично. Их было свыше тридцати, но не более пятидесяти. Я точно не подсчитывал.
Встать было невозможно, но я мог привстать, поддерживая себя на одной руке при помощи поврежденных ног. Я сделал это, пытаясь занять более качественное положение. Они следили, словно ожидая своеобразного представления. Они, казалось, проявляли интерес к любому, что произошло природно.
ТЫ ЗДЕСЬ, СТРАННОЕ СУЩЕСТВО… СДЕЛАЙ СВОЙ УКУС.
— Что вам нужно? — спросил я. Мой голос не утешал и не мог бы звучать утешительно, даже если бы я захотел. — Я не могу спеть свою песню или станцевать. Я не умею делать магию, а без своего оборудования творить чудеса. Знаю, что предполагал убедить вас, что я бог, для того, чтобы спасти себе жизнь, но не могу придумать как. Я мог бы познакомить вас с чудом огня при помощи зажигалки, но у меня ее нет. Они вышли из моды четыреста лет назад. Все что у меня есть, так это вещь, напоминающая семенную коробочку. Она не делает ничего неприятного.
Я выждал и огляделся вокруг, чтобы определить какой эффект имела речь. Они не сновали в проходах, но и не бросали гнилыми овощами.
— Только у вас имеются разнообразные ухищрения, — сказал я им. — Вы самые лучшие плотоядные лягушки, даже по сравнению даже с теми, которых я видел в Музее Национальной Истории в Лондоне. Хотя там и был образец одной, вымершей миллионы лет назад. Только вы ведь не собираетесь вымирать, не так ли? Амфибии Наксоса идут своим путем. Зачем вам откладывать яйца, когда у вас есть своя приспосабливаемость, а? Изменение формы и разум — сознательное управление формированием тела. Держу пари, вы долгое, долгое время культивировали эту маленькую хитрость. Держу также пари, что разумные, вы никогда не станете цивилизованными. Вам не нужен огонь для того, чтобы готовить пищу, потому что вы можете изменить себя для того, чтобы переварить любую пищу. Вы можете стать похожими на то, что вам нравится. Вы исследовали чудеса камня. Это благодатный материал.
Они смотрели на меня как зачарованные. У меня сохранялась безумная идея, что мне следует говорить, чтобы не дать выход более худшего для меня варианта.
— Вы смотрите на меня, — говорил я им, — самую высшую точку земного эволюционного процесса. Человеческое существо феноменально разумно и много знает, способно организовать пересечение лабиринта внешнего космоса — не лично, как вы понимаете, но я — представитель этой расы. Скромный труженик на ниве науки… собиратель в полях знания, пытающийся поднять россыпи, которые мои предки оставили в стороне, когда засевали великую жатву мудрости в девятнадцатом и двадцатом столетиях… извините, я имел в виду пожинали великую жатву. Вы должны простить меня… я плохо себя чувствую. Мои ноги повреждены. Я совсем не выдающийся представитель своего вида, полагаю, но я — англичанин, что может подразумевать, что я имею некоторое отдаленное отношение к Шекспиру. Это говорит о том, что если пойти дальше по наследственным линиям, прихватив всех теперь живущих, относящихся к знаменитостям. Англия и Шекспир с точки зрения чужаков в ста пятидесяти световых годах позади, но он мог писать речи получше, чем я… Это королевский трон, это остров скептиков… Это земельная собственность, это местоположение Марса… Это другой Эдем, полурайский… крепость, созданная Природой для себя… против инфекции и войны…
Я понял, что смеюсь, не зная из-за чего.
ЭТО ДРУГОЙ ЭДЕМ, ПОЛУРАЙСКИЙ… ПОЛУРАЙСКИЙ.
Внезапно это показалось очень убедительным. Но я не думал об Англии. Ни о чем более.
Теперь они пробовали мое представление. Это было видно по их глазам. Они хотели следующего акта. Я заинтересовался, что же это будет. Затем из толпы вышел один из них. Он мог быть тем, кто первым приблизился ко мне, но это было трудно утверждать. Когда я увидел, что он несет, мне захотелось завизжать.
Вместо визга (который не помог бы), я нажал на кнопку передатчика Хармалла и начал орать в него.
— Хармалл! Вычислите меня и вытяните отсюда. Эти ублюдки-чужаки захватили меня и собираются убить. Я передаю и снова буду передавать. Продержусь столько, сколько смогу.
Я записал послание и снова открыл канал связи. Я жал кнопку раз за разом, записывая несколько секунд непонятного шума, а затем передавая его. Мне хотелось провести телеметрию передатчика Хармалла, чтобы дать лучшую возможность засечь мое положение.
Если он мог
Если он слушал
Если его не было, мне конец.
Вещь, которую держал чужак, была своего рода хлыстом. Не световым хлыстом… хлыстом, в виде "длинного, гибкого прута"… хлыстом, как у ездового. Хотя он и выглядел смыслящим в верховой езде.