Врата Рима. Гибель царей

Рений вздохнул от отчаяния, уступая слабости. Старый гладиатор много раз видел, как это случалось с другими, когда тело брало верх над духом. Подставив зазубренный гладий под очередной удар, он понял – это все.

– Остановись или я убью тебя на месте, – раздался незнакомый голос. Слова прозвучали тихо, но были отчетливо слышны на другом конце двора.

Марк не остановился. Его научили не обращать внимания на насмешки и колкости, и он не собирался отказываться от победы. Еще один удар и…

– Этот лук убьет тебя, мальчик. Опусти меч.

В глазах Марка мелькнуло безумие, и Рений понял, что ему конец. Но искра вдруг погасла – рассудок взял верх.

Стекавшая по телу кровь была теплая, но двор как будто дохнул холодом на старого гладиатора. Его противник отступил с площадки и повернулся к незнакомцу. Никогда еще Рений не ощущал дыхания смерти так близко.

На солнце сверкнул наконечник стрелы. Человек, державший лук, был старше Рения, но руки, натянувшие тетиву, не дрожали. Незнакомец был в грубой тунике бурого цвета и широко улыбался, демонстрируя несколько оставшихся зубов.

– Сегодня здесь никто не умрет. Иначе я бы знал. Уберите оружие, я позову лекарей.

Мир снова предстал перед Марком во всей своей суровой реальности. Гладий выпал из руки.

– Гай, мой друг… он ранен и может умереть. Ему требуется помощь.

Не в силах стоять, Рений опустился на колено. Онемевшие пальцы выронили меч. Голова склонилась, и красное пятно под ним делалось все шире. Марк прошел мимо него, даже не взглянув.

– Я вижу у него разрыв придатка, – бросил старик через плечо.

– Значит, он умрет. Когда лопается аппендикс, это всегда заканчивается смертью. Наши лекари не умеют его удалять.

– Мне случалось это делать. Однажды. Позови домашних рабов, пусть отнесут мальчика в дом. И пусть принесут повязки и горячей воды.

– Ты – целитель? – спросил Марк, с надеждой вглядываясь в глаза старика.

– Я много странствовал по свету и кое-чему научился. Это еще не конец.

Их глаза встретились, и Марк отвернулся, кивая сам себе. Незнакомец почему-то вызывал доверие.

Рений перекатился на спину, грудь его едва поднималась. Теперь он выглядел тем, кем и был, – старым деревянным истуканом, высохшим и сделавшимся ломким под римским солнцем.

Поймав взгляд Марка, он попытался встать, дрожа от слабости.

Поднявшаяся было ярость закипеть не успела – чья-то рука легла Марку на плечо.

Рядом, с потемневшим от гнева лицом, стоял Тубрук.

– Успокойся, парень! Больше никаких поединков. Я послал за Луцием и за лекарем матери Гая.

– Ты видел? – спросил, запинаясь, Марк.

Тубрук сжал его плечо.

– Только самый конец. Я надеялся, что ты его убьешь, – мрачно сказал он и, бросив взгляд на истекающего кровью Рения, повернулся к незнакомцу.

– Кто ты, старец? Вор? Это частное владение.

Старик медленно выпрямился и посмотрел Тубруку в глаза.

– Просто странник, скиталец.

– Он умрет? – вмешался Марк.

– Думаю, не сегодня, – ответил старик. – Теперь, когда я здесь, это было бы невежливо – разве я не гость в доме?

Марк растерянно моргнул, обыденное звучание этих слов никак не совмещалось с бурлящей круговертью боли и гнева внутри.

– Я даже не знаю, как тебя зовут, – сказал он.

– Я – Кабера, – тихо ответил старик. – А теперь успокойся. Я помогу вам.

Глава 7

Из забытья Гая вырвали сердитые голоса. Голова гудела, по всему телу разливалась слабость. Ниже пояса накатывала волнами боль, отдаваясь пульсирующим эхом в самых чувствительных точках. Во рту пересохло, он не мог ни говорить, ни даже держать открытыми глаза. Тьма ждала, мягкая и красная, и он, еще неготовый сознательно бороться за жизнь, попытался вернуться в нее.

– Я удалил поврежденный придаток и сшил разорванные сосуды. У парня большая потеря крови, и на выздоровление понадобится время, но он молод и силен.

Голос незнакомый – какой-то лекарь из поместья? Гай не знал, да и не хотел знать. Если он не умрет, то остальное не важно – пусть оставят в покое и дадут поправиться.

– Лекарь моей жены говорит, что ты самозванец. – Неуступчивый голос отца.

– Он в любом случае не взялся бы за такое дело, – следовательно, ты ничего не потерял, верно? Мне случалось удалять придаток. Это не смертельно. Плохо то, что у него начинается лихорадка, но с ней он должен справиться сам.

– Меня учили, что аппендикс воспаляется и лопается. Его нельзя просто отрезать, как палец.

В голосе отца Гаю послышалась усталость.

– И все же я отрезал. И старика перевязал. Он тоже поправится, хотя драться уже не сможет. Так что никто здесь не умрет. Тебе следует отдохнуть.

Гай услышал шаги. Теплая, сухая ладонь легла ему на лоб.

– Как я могу спать, Кабера? Он мой единственный сын. Ты бы уснул на моем месте?

– Уснул и спал бы как ребенок. Мы сделали все, что могли. Я позабочусь о нем, а ты должен отдохнуть.

Голос у незнакомца был приятным, но в нем не было тех мягких интонаций, которые отличали всех целителей, лечивших Аврелию. Он говорил со странным, незнакомым акцентом и особенным сладкозвучным ритмом.