Врата Рима. Гибель царей

– Здесь все сделано так, чтобы человек чувствовал свою незначительность, – пробурчал Рений.

– Вовсе нет! – не согласился Кабера, с изумлением глядя вокруг. – Я, например, горжусь тем, что люди умеют строить такое. Удивительные мы создания!

Александрия молча кивнула. Видя все это, хотелось верить – ничего невозможного нет. Человек способен достичь всего… даже свободы.

Мальчишки-зазывалы приглашали горожан в сотни крохотных лавок и мастерских, разместившихся по периметру площади. Брадобреи, плотники, мясники, каменщики, золотых и серебряных дел мастера, горшечники, ткачи – перечислить всех мастеров было невозможно, а шум и краски сливались воедино.

– Вон там храм Юпитера на Капитолийском холме. После встречи с твоим дядей Марием мы вернемся сюда и принесем жертву.

Под лучами утреннего солнца Тубрук расслабился и даже улыбался. Вдруг он поднял руку.

– Мы едва не преградили путь вон тому человеку. Это старший магистрат, ему мешать нельзя.

Остальные подошли к нему и остановились.

– Откуда ты знаешь, кто он? – спросил Марк.

– Видите, кто с ним рядом? Ликторы со связками прутьев, или фасциями, и топориком на плече. Если бы магистрата толкнула наша лошадь, нам бы не поздоровилось. Ему и свидетелей искать не нужно. Такого лучше по возможности обходить стороной.

Они молча проводили взглядами магистрата и сопровождающих, которые пересекли площадь, словно и не замечая, какое привлекают к себе внимание.

– Опасное место для невежи, – прошептал Кабера.

– Насколько мне известно, опасно везде, – пробурчал Рений.

За Форумом начались другие улицы, не такие широкие и прямые. На перекрестках реже встречались таблички с названиями. Дома здесь поднимались на четыре или даже пять этажей, и Кабера разинул рот.

– Какой из них, должно быть, вид! Они очень дорогие, эти высокие дома?

– Это инсулы, и они самые дешевые. На такую высоту не подают воду, в них очень велика опасность пожаров. Если загорается нижний этаж, тем, кто наверху, выбраться удается редко. Видишь, какие маленькие окна? Это от солнца и дождя, но из них невозможно выпрыгнуть.

Дальше шли по камням, поднимавшимся над уличной грязью. Не будь этих камней, привередливым пешеходам пришлось бы месить ногами скользкий лошадиный и ослиный навоз. Колеса на повозках устанавливались с учетом расстояния между камнями. Обратив внимание на эту деталь, Кабера одобрительно кивнул.

– Как все продумано. Ничего подобного не видел.

Тубрук рассмеялся:

– Ничего подобного нигде и нет. Говорят, Карфаген соперничал с Римом по красоте, но мы разрушили его больше полусотни лет назад, сожгли и засыпали землю солью, чтобы на ней никогда и ничего больше не выросло.

– Ты говоришь так, словно город – живое существо, – заметил Кабера.

– Так оно и есть. Здесь пульсирует жизнь. Город принял меня, когда я прошел через его ворота. Это мой дом, каким не может быть ни одно жилище.

Гай тоже ощущал вокруг себя жизнь. Хотя он никогда не жил в стенах этого города, Рим был для него домом, как и для Тубрука, и даже больше, ведь он был знатным, свободнорожденным сыном величайшего в мире народа. «Это построил мой народ, – подумал Гай. – Мои предки касались этих камней и ходили по этим улицам. Мой отец мог когда-то стоять на этом углу, а мать, возможно, выросла в одном из садов, которые видны с главной улицы».

Словно почувствовав перемену в его настроении, Кабера с улыбкой посмотрел на юношу.

– Мы почти пришли, – сказал Тубрук. – По крайней мере, дом Мария далеко от уличной навозной вони. Вот уж без чего я прекрасно обойдусь.

Они свернули с оживленной дороги и повели лошадей по тихой и чистой улице, уходящей вверх по крутому склону холма.

– Здесь дома богачей. У них есть поместья за городом, но особняки, где они развлекаются и плетут заговоры, находятся тут, – продолжал Тубрук таким бесстрастным тоном, что Гай удивленно посмотрел на него.

От посторонних взглядов обитателей этих домов защищали железные ворота выше роста человека. На каждых стоял номер, а для пеших гостей имелась небольшая дверца. Тубрук объяснил, что с улицы видна лишь малая часть дома, а все остальное, от бань и конюшен и до огромных внутренних дворов, скрыто от глаз.

– В Риме ценится уединенность, – продолжал Тубрук. – Видимо, потому, что в городе ее трудно обеспечить. Конечно, если посторонний войдет на территорию загородного поместья, это вряд ли будет считаться преступлением. А здесь нужно договариваться о встрече заранее, уведомлять о себе и ждать, ждать и ждать, пока тебя не будут готовы принять. Вот этот дом. Скажу привратнику, что мы прибыли.

– Оставляю вас здесь, – сказал Рений. – Мне нужно сходить к себе и проверить, не пострадал ли мой дом во время бунта.

– Не забывай про запретный час. Не выходи из дома после заката, друг мой. Здесь все еще убивают тех, кто осмеливается выйти на улицу после наступления темноты.

Рений кивнул:

– Буду осторожен.

Он развернул своего мерина, и Гай тронул Рения за здоровую руку.

– Ты же не уходишь? Я думал…