Врата Рима. Гибель царей

– Нам нужно принять решение! Те легионы, что уже находятся в Греции, заняты на неспокойных границах. Справиться с новой угрозой им не по силам ввиду нехватки людей. Мы не можем оставить город без защиты, тем более после недавних волнений, но не менее важно отправить войско, чтобы дать отпор Митридату. Греция ждет нашего ответа – и этот ответ должен быть быстрым и решительным.

Сенаторы согласно закивали. Римское государство строилось не на осторожности и компромиссах. Гай вдруг повернулся и посмотрел на Мария. Консул сидел, сжав кулаки, с напряженным, хмурым лицом.

– У нас здесь две армии, под моим командованием и под командованием Мария, – продолжал Сулла. – Мы на несколько месяцев пути ближе к месту, чем все находящиеся на севере легионы. Я выношу на голосование вопрос, кто из нас отправится навстречу врагу.

Он бросил быстрый взгляд на Мария, и Гай впервые увидел мелькнувшую в его глазах злобу. Марий поднялся, и все умолкли. Те, что успели встать, сели, уступая право говорить другому консулу. Марий заложил руки за спину, и Гай увидел, как побелели костяшки его пальцев.

– Я не вижу изъянов в предлагаемом Суллой плане действий. Положение ясно: нам нужно разделить силы для защиты Рима и чужестранных владений. Я хочу спросить Суллу, вызовется ли он отправиться за море и изгнать неприятеля.

Взгляды всех устремились на Суллу.

– В этом вопросе я полагаюсь на суждение сената. Я – слуга Рима. Мои личные предпочтения значения не имеют.

Марий принужденно улыбнулся, и напряжение между консулами заметно возросло.

– Согласен, – громко и отчетливо произнес он и сел.

Сулла с явным облегчением обвел взглядом сводчатый зал.

– Тогда выбор прост. Я назову сначала один легион, потом другой. Голосующие «за» встанут и будут сосчитаны. В вопросах, касающихся безопасности Рима, воздержавшихся быть не должно. Все согласны?

Три сотни сенаторов сдержанно выразили свое почтительное согласие, и Сулла улыбнулся. Гай ощутил холодок страха. Сулла выдержал долгую паузу, словно получал удовольствие от нарастающего напряжения. Наконец в тишине прозвучало одно-единственное слово:

– Первородный.

Марий положил руку на плечо Гаю:

– Сегодня, парень, ты не голосуешь.

Оставшись на месте, Гай посмотрел по сторонам: сколько же человек встанет? Марий спокойно смотрел на Суллу, словно голосование не имело для него никакого значения. Люди вставали и вставали, и Гай решил, что дядя проиграл. Наконец шум прекратился. Все, кто хотел, уже поднялись. Гай посмотрел на человека, стоящего в середине зала, и увидел, как спокойная уверенность на красивом лице Суллы сменяется сомнением и, наконец, яростью. Консул посчитал голосующих и попросил двух человек провести пересчет. Расхождений не обнаружилось.

– Сто двадцать один человек высказался за то, чтобы против неприятеля выступил Первородный легион.

Сулла закусил губу и впился ненавидящим взглядом в Мария. Тот пожал плечами и отвернулся. Проголосовавшие сели.

– Второй Жаворонков, – произнес негромко Сулла, но в зале, построенном мастерами своего дела, его голос был слышен всем.

Сенаторы снова встали, и Гай увидел, что их большинство. Каков бы ни был план Суллы, он провалился. Нетерпеливым взмахом руки консул усадил сенаторов, не потрудившись даже посчитать голосующих и сделать соответствующую запись. Какое-то время ему понадобилось, чтобы взять себя в руки, однако, заговорив, он снова был спокоен и излучал обаяние.

– Сенат принял решение. Я – слуга сената, – сухим, бесстрастным голосом сказал Сулла. – Полагаю, в мое отсутствие городскими казармами воспользуются солдаты Мария?

– Да, – коротко, без всякого выражения подтвердил Марий.

– Поскольку поддержку нам окажут войска в Малой Азии, не думаю, что кампания затянется надолго. Я вернусь в Рим, как только раздавлю Митридата. Вот тогда мы и решим будущее этого города. – Последнюю фразу он произнес, глядя в упор на Мария, так что сомневаться в смысле высказанного предостережения не приходилось. – Мои люди освободят казармы к сегодняшнему вечеру. У нас есть еще дела? Тогда доброго всем дня.

Сулла вышел из зала в сопровождении группы сторонников. И сразу же напряжение спало, и все оживились: кто-то усмехался, кто-то задумчиво переглядывался.

Марий поднялся со своего места, и все мгновенно затихли.

– Спасибо за доверие. Я буду защищать этот город от всех, кто попытается в него войти.

Обещание было сформулировано таким образом – и Гай сразу отметил это про себя, – что в число тех, от кого Марий намеревался защищать город, вполне мог попасть по возвращении из похода и сам Сулла.

Сенаторы столпились вокруг его дяди, некоторые пожимали ему руку, открыто поздравляя с победой. Одной рукой Марий притянул Гая к себе, другой взял за плечо худощавого мужчину, который улыбнулся им обоим.

– Красс, это мой племянник Гай. Глядя на него, не скажешь, но этот человек – один из самых богатых людей Рима.

У Красса была длинная и тонкая шея, на которой рискованно покачивалась голова с теплыми карими глазами, поблескивавшими в густой паутине тонких морщинок.