Врата Рима

Александрия стояла во дворе в омуте темноты. Остальные женщины тихо рыдали. Одна молилась. Девушка видела, что Рений устал, но, к сожалению, явился этот мальчик, Марк, и спас его. Странно, зачем он это сделал? Она наблюдала за ними, широко раскрыв глаза: до чего они разные! С одной стороны седой солдат, ветеран тысячи битв, который еле двигается и страдает от боли. С другой — Марк, ловкий убийца, который с улыбкой вонзает меч в рабов. Ему было не важно, мечи у тех или дубины. По сравнению с ним все казались неуклюжими, и одним колотым или рубящим ударом он лишал их жизни. Один так и не понял, что умирает. Из его груди хлестала кровь, а он все еще бешено махал обломком копья.

Из любопытства Александрия попыталась рассмотреть лицо этого человека и увидела тот миг, когда он наконец почувствовал боль и приход темноты.

Всю жизнь ей рассказывали легенды о славных и могучих воинах, и теперь их образы золотистыми призраками висели над сценой боя. Александрия искала глазами дружескую поддержку, храбрость перед лицом смерти, но из темного двора ей ничего не было видно.

А вот повар явно наслаждался каждым ударом. Он даже завел какую-то вульгарную песню о смазливых девицах в рыночный день и фальшиво выкрикивал припев, погружая топор в черепа и шеи. Враги падали один за другим, и песня звучала все пронзительнее.

Слева от Александрии один из защитников упал прямо во двор. Он не пытался защититься от удара, и его голова с чавканьем разбилась о твердый камень. Александрия вздрогнула и схватилась за чье-то плечо. Та тихо плакала себе под нос — кто именно, в темноте не различишь, но задавать вопросы было некогда.

— Скорей! Сейчас они полезут в дыру! — прошипела она, потянув за собой вторую. Александрия не была уверена, что справится сама.

Пока они бежали, раздался новый шум падения, уже с другой стороны. Кто-то торжествующе закричал. Какой-то мужчина перебрался через стену, на секунду повис, а за последние пару футов до земли отпустил руки.

Встав, он резко повернулся, открыв дикое, окровавленное, кошмарное лицо. Он увидел, что здесь нет мужчин, и его глаза загорелись. И тут Александрия вонзила нож ему в сердце. Он мгновенно испустил дух, а неподалеку на камни свалился еще один. Даже вопли, доносившиеся из-за стены, не заглушили хруст сломавшейся щиколотки. Сусанна-матрона, которая так тщательно следила за правильной сервировкой хозяйского стола к банкетам, провела по его горлу разделочным ножом и спокойно отошла в сторону, пока тот бился в агонии.

Александрия посмотрела вверх, на яркое кольцо факелов. У них хотя бы есть свет! Ужасно умирать в темноте.

— Еще факелов сюда! — пронзительно закричала она, надеясь, что кто-то ответит.

Ее схватили сзади чьи-то руки и свернули голову набок. Девушка напряглась, ожидая мучительной боли, но груз чужого тела неожиданно упал с ее плеч. Она повернулась и увидела Сусанну, правая рука ее влажно блестела красным.

— Не вешай нос, милая! Ночь еще не закончилась, — улыбнулась Сусанна, и паника, охватившая было Александрию, прошла.

Она проверила двор вместе с остальными и почти не поморщилась, когда упал еще один защитник, с криком ударяясь о камни. В образовавшуюся пустоту прорвались трое, а за ними карабкалась по скользким телам еще пара.

Все женщины вытащили ножи, блеснувшие в свете факелов даже на темном дворе. Не дав глазам мужчин привыкнуть к сумраку, женщины бросились на них, хватая за руки и пронзая ножами.

Гай резко очнулся от сна. У кровати сидела мать с влажной тряпицей в руках. Прикосновение тряпицы его и разбудило. Когда он посмотрел на мать, та прижала ткань к его лбу, ласково что-то приговаривая. Издали доносились крики и явственный шум сражения. Как же он проспал? Кабера вечером принес ему теплое питье. Туда, наверное, что-то подмешали.

— Что происходит, мать? Я слышу драку!

Аврелия грустно ему улыбнулась.

— Ш-ш-ш, мой дорогой! Ты не должен волноваться. Жизнь покидает тебя, и я пришла, чтобы принести покой в твои последние часы.

Гай немного побледнел. Нет, он еще слаб, но выздоравливает!

— Я не умираю. Мне уже лучше. Так что происходит во дворе? Мне нужно туда!

— Ш-ш-ш, ш-ш-ш… Я знаю, они говорят, что тебе лучше, но я знаю и то, что меня обманывают. А теперь лежи спокойно, я остужу тебе лоб.

Гай смотрел на нее и не верил ушам. Сколько он себя помнил, эта неуклюжая идиотка постоянно заслоняла живую и умную женщину, которой ему очень не хватало. Гай сморщился: скажи хоть одно слово не так, и начнется истерика.

— Я хочу почувствовать на лице ночной воздух, мама. В последний раз! Пожалуйста, выйди, чтобы я оделся.

— Конечно, дорогой. Я пойду к себе в комнаты. Я уже попрощалась с тобой, мой идеальный сын. — Она хихикнула, а потом вздохнула с притворным сокрушением. — Твой отец там, снаружи, лезет на рожон вместо того, чтобы смотреть за мной. Он никогда не уделял мне достаточно внимания. Мы уже много лет не занимались любовью.