Врата скорби. Последняя страна

Александр Афанасьев Последняя страна

Молчит полумесяц, и снова с Востока таинственный ветер подул.

Молчит полумесяц, и снова идут на войну Петербург и Стамбул.

Висит старый месяц, не хочет проклятый никак превращаться в луну.

Он слушает песни, печальные песни о тех, кто томится в плену.

Жизнь висела на волоске,

Шаг, и тело на скользкой доске.

Сталь хотела крови глоток,

Сталь хрипела, идем на Восток!

Гремят барабаны, но злые османы сдают и сдают города.

Свистят ятаганы, но в небе туманном зажглась молодая звезда.

Разбит неприятель, а подлый предатель сыграл свой последний гамбит.

Молчит полумесяц, и вслед уходящему поезду грустно глядит.

Жизнь висела на волоске,

Шаг, и тело на скользкой доске.

Сталь хотела крови глоток,

Сталь хрипела, идем на Восток!

«Идем на Восток». Ногу свело

Граница между ЮАФП и ЙАР. Пограничная зона, слабо контролируемая территория. 29 мая 1949 года

Смущение, которое произвели две сверхдержавы, сражающиеся за клочок земли, было таким, что даже самые заскорузлые и консервативные вожди племен и племенных образований понимали: дальше так жить нельзя. Оно… оно, впрочем, и до этого было понятно: но ум оттягивает решение наболевших проблем до последнего, цепляясь за привычное и инстинктивно отвергая новое и непонятное. Молодежь из племен – а рожали много – уезжала на заработки на русские фабрики, на открывающиеся много севернее нефтяные прииски, ища лучшей доли. Многие так и не возвращались – а те, кто возвращался, рассказывали невиданные вещи. О машинах, которые так сильны, что ворочают многовековые валуны с той легкостью, как ребенок играет с камнем. О шумных, многолюдных городах, об автомобилях, текущих потоком по улицам, о стальных дорогах, по которым локомотивы перевозят тысячи людей за раз. Даже подсобные рабочие – а без образования могли взять только лишь подсобным рабочим – могли многое понять и осознать. О том, что такие же арабы как они, но живущие на русских территориях – могут написать свое имя, а многие даже письмо написать, они читают газеты, без страха ездят на автомобилях и поездах, некоторые управляются с техникой. Для тех, кто учен – дорога вперед открыта: оконченная трудовая школа на прииске дает тебе право быть не подсобным, а буровым рабочим, с этой должности можно стать десятником, потом, самый умный и умелый десятник становится бригадиром, а самых лучших – компания посылает учиться, и они возвращаются на прииски уже буровыми мастерами. А тот, кто хорошо учился и у кого есть деньги – может отдать своего сына в учение, и он может стать даже инженером. И возвращаясь на свои родные земли, они видели то, что и должны были увидеть: грязь, нищету, убожество. Уже неубедительными были речи мулл и стариков о том, что они неверные, а мы правоверные и только потому мы лучше их. Жизнь – уходила вперед стремительно, подобно локомотиву, отходящему от перрона только недавно построенного Багдадского вокзала, взмывала в небо свечой, подобно пассажирскому Юнкерсу или Муромцу – и тем, кто жил в горах оставалось лишь одно: подумать, кому и как правильно сдаться, чтобы и их вагон – оказался прицепленным к составу нового мира. Иначе – и все это понимали – через несколько лет у них не останется НАРОДА.