Врата Славы. История Ашурран-воительницы

—Что же, хорош он на ложе? — спросила она, и голос ее звучал странно, и в глаза она Индре не смотрела.

Удивившись, отвечал ей Индра:

—Всем известно, что плохие из эльфов наложники, умирают они от принуждения, по своей же воле редко восходят на ложе.

Оставила тогда Ашурран в сторону кубок и сказала:

—Подари мне этого эльфа!

Гнев охватил Индру, но постарался он его подавить, помня, кто перед ним. Все же не сдержался он и сказал с досадой:

—Потому не хотел я никому показывать своего пленника, что много находится охотников до чужого добра!

—Подари мне его во имя нашей дружбы и боевого братства. Вспомни, в скольких битвах сражались мы с тобой вместе. Неужели ты пожалеешь для меня одного эльфа, от которого тебе все равно мало проку?

—Ничего я для тебя не пожалею, проси, чего хочешь: оружия, коней, золота и серебра, только не этого пленника.

Гнев загорелся в Ашурран, ибо не привыкла она, чтобы ей отказывали; а причины своей настойчивости открывать не хотела.

—В таком случае вызывают тебя на поединок, и пусть призом в нем будет вот этот эльф, — и обнажила саблю.

Не стерпел такого Индра, и вспыхнула в нем ярость, как сухой хворост от искры. Велел он принести себе меч, и вышли они во двор.

—Я был твоим оруженосцем и дрался с тобой бок о бок, и спину тебе прикрывал! Неужели ты хочешь скрестить со мной клинки из–за эльфийского пленника, которого видишь в первый раз в жизни? Разве не хватает тебе наложников, актеров и певцов, что ты заришься на чужих возлюбленных?

Ничего не ответила на это Ашурран, только молча напала. Ожесточенно дрались они боевым оружием, и на ее стороне были умение и опыт, а на его стороне — молодость и сила. Жарко пришлось обоим, и все–таки пересилила Ашурран Индру; выбив меч из его руки, опрокинула на землю и приставила к горлу клинок. Но Индра, распаленный обидой и гневом, крикнул:

—Рази! Не отдам я тебе эльфа по доброй воле, и только через мой труп заберешь ты его из моего дома!

И Ашурран опустила клинок, ибо не поднималась ее рука на родного сына. Подумав, сказала она так:

—Слышала я, что ты матери своей не знаешь, а воспитывался кормилицей. Что бы ты дал тому, кто принес бы тебе весть о матери?

Забыв о ссоре, воскликнул пылко Индра:

—Все, что угодно, отдал бы я тому человеку, ибо всегда это было моим горячим желанием.

—Так знай, что я твоя мать, и я отправила тебя на воспитание к Кимоне. Был ты завернут в барсову шкуру, которую носишь сейчас вместо знамени, и под этим знаменем шла я в последний бой на поле Аланн Браголлах. Кроме того, оставила я тебе серебряный браслет, который ты носишь, не снимая, на правой руке, и не видно его под одеждой. А если недостаточно этого, то посмотри в зеркало, и увидишь мои черты. Чем старше ты, тем отчетливей они проявляются.

Индра был так поражен, что не мог вымолвить ни слова. В тот же день представила она его войску как своего старшего сына и наследника, а короля Хасидзаву попросила об отставке.

—Прошу я высочайшего дозволения сложить с себя бремя власти и удалиться в свое загородное поместье. Мой сын Индра будет достойной опорой и защитой трону.

Не переставали дивиться люди такому повороту событий. И не ускользнуло от них, что холоднее стали друг к другу Ашурран с Индрой, хотя следовало бы ожидать обратного. Впрочем, в первый ли раз близкие люди ссорятся из–за красивого личика?

Между тем эльфа, послужившего невольной причиной раздора, доставили в поместье Ашурран. Сказала она, вернувшись из столицы:

—Отныне я запрещаю произносить в этом доме имя моего старшего сына, и пока я жива, не будет ему дозволено переступить мой порог.

Воительница Ашурран поднялась по лестнице в светелку, отведенную эльфу, и дрожала ее рука, которой она распахнула дверь. И когда взглянул на нее эльф своими аметистовыми глазами, упала она к его ногам, обнимая его колени.

—Четверть века я провела без тебя, и уже видна седина в моих волосах, и время оставило на мне свои отметины, и верно, стара я теперь и некрасива.

И Фаэливрин, ибо это был он, отвечал ей со слезами на глазах:

—Для меня ты ни капли не изменилась, и вижу я тебя по–прежнему молодой и пылкой, возлюбленная моя супруга.

Показал он ей колечко от застежки на мизинце, которое хранил все эти годы.

Пали они друг другу в объятия и предались наслаждениям любви, и не могли насытиться друг другом, ибо ждали это встречи двадцать пять лет. А ведь известно, что сколько ни черпай из источника наслаждения, он все не иссякает, и сколько ни подбрасывай дров в огонь, разгорается он только ярче. Так и вожделение невозможно утолить никакими ласками.

Казалось, нет никого в Юнане счастливее этих двоих, и ждет их тихая жизнь друг подле друга. И готова была Ашурран к тому, что состарится она на глазах Фаэливрина, и закроет он ей глаза, по–прежнему юный и прекрасный; да только судьба судила иначе.

Смерть Фаэливрина