Но тщетны были все их усилия. Воля Ашурран была как неприступная каменная стена, и в забытье твердила она только одно: "Кеанмайр! Элата! Матолви! Леворхам! Солх! Юнан!" И чародеи принимали слова ее за неведомые могущественные заклинания, ибо придавали они ей силы противостоять чарам.
Бывает так, что уже с колыбели можно судить, какое будущее ждет ребенка, что ему будет по душе: этот – книжником станет, ученым человеком; этот – будет лихим рубакой. То же верно и в отношении Древних.
Юноша Фаэливрин с самого нежного возраста проявлял склонность к занятиям наукой и лекарским делом, а больше того – языками и прочей словесной премудростью. Тем более удивительно это было, что старший брат его, рожденный от тех же родителей, был одним из самых великих эльфийских воителей.
Не достигнув и пятидесяти лет, что у Древних считается возрастом совершеннолетия, как у смертных восемнадцать, перечитал Фаэливрин все эльфийские книги и взялся за изучение языка людей. Не было у юноши учителя, однако учитель не был нужен тому, кто обладает талантами Древних. Правдами и неправдами раздобыв перевод эльфийского трактата на язык Юнана, стал он сличать тексты, силой ума и предвидением постигая чужой язык. И через несколько месяцев свободно смог он читать другие книги людей; хотя, конечно, множество слов и понятий оставалось ему недоступно, ибо не знал он человеческой жизни и обычаев.
Родные его, обнаружив подобные склонности юноши, были изрядно расстроены и даже разозлены. В качестве домашнего наказания посадили его под замок, запретив выходить из дому и общаться с сородичами. Всегда это было для Древних тяжелым испытанием. Но не таков был юноша Фаэливрин – без труда перенес он свое заключение, изучая драгоценные свои книги и свитки. А были человеческие книги в Грейна Тиаллэ действительно на вес золота, потому что достать их было негде, ибо не имели Древние с людьми никаких сношений. И то верно, что куда больше среди людей было эльфийских книг, и свитков, и умеющих писать эльфийскими рунами.
Увидев, что Фаэливрин упорствует в своем заблуждении, родные решили отобрать у него книги и запретить изучение языка людей как занятия недостойного. Но несмотря на кажущуюся мягкость и кротость, в нужный момент мог быть Фаэливрин тверд, как кремень. Бросился он к ногам своего старшего брата Дирфиона, бывшего наследником эльфийского правителя, и попросил о заступничестве.
Выслушав брата, Дирфион задумался. Знал он, что неизбежно столкновение с людьми, а потому пригодится рано или поздно знаток языка смертных. И повелел Дирфион, чтобы юноше не чинили препятствий в его занятиях, а наоборот, оказывали всяческое содействие. Дальновидно это было и предусмотрительно. Пригодились знания Фаэливрина, казавшиеся родичам его вредными и ненужными, когда пленную Ашурран привезли в Линдалаи после битвы Аланн Браголлах. Велено было юноше раны Ашурран осмотреть, залечить, а между тем склонить ее к уступкам учтивым обращением.
Однако даже Древние неспособны заглядывать далеко в будущее. И если бы Дирфиону был известен характер и склонности Ашурран, никогда бы не допустил он к ней своего брата.
Ашурран заперли в клетке из дерева куатилла, в которых обыкновенно Древние держали пойманных зверей. Дерево это обвивало жертву ветвями, не стесняя движений, но и не позволяя выйти. При попытке к бегству дерево сжимало ветви крепче, причиняя боль беспокойному пленнику. Лишь Древний мог приказать куатилле разжать стальную хватку и выпустить жертву.
Не в обычаях Ашурран было терзаться тоской и печалью, и лучше многих ей было известно, как переменчива судьба. Предаваясь притворному унынию, только и ждала она удобного случая, чтобы освободиться. Однако же, когда Фаэливрин подошел к ее клетке, воительница и думать забыла о побеге.
Прихотью ветра в этот миг ветви деревьев в вышине раздвинулись, и солнечный луч упал на юношу, озарив его с ног до головы, будто желая почтить его красоту. А красота его была такова, что отнимала ум и похищала дыхание, и даже среди Древних считался он совершенным, смертные же и вовсе не видали никогда подобной красоты. Про таких говорили поэты: "Если бы я был небесным светилом, я бы останавливал свой бег, чтобы взглянуть на него, если бы я был ураганом, я бы замирал у его ног, если бы я был океаном, я бы расступался перед ним, чтобы он прошел по мне, как посуху…" И прежде, и потом видела Ашурран много юношей, красивых и прелестных, обольстительных и изящных, но прекрасным среди них можно было назвать одного лишь Фаэливрина.