Врата Смерти

— Знайте, путники: эти места опасны. Дабы избегнуть опасностей, я приглашаю вас присоединиться ко мне. Пустыня кишит ужасными тварями, которых лучше даже не видеть. Но мой паланкин окружен хитроумной и мощной магической защитой. Я вложил в него целое состояние, поскольку превыше всего ценю безопасность передвижения. Вы проголодались? Вас мучит жажда? Бедное дитя, я не могу без содрогания смотреть на твою израненную нежную кожу. К счастью, у меня есть целительные мази, и они вернут тебе юношескую свежесть. Скажи, путник: она — твоя рабыня? — спросил незнакомец, обращаясь к Кулыту. — Я готов выкупить ее у тебя.

— Я — не рабыня, — хмуро ответила Фелисина, мысленно прибавив: «И больше я не продаюсь».

— Вокруг так остро пахнет лимоном, что даже мои слепые глаза слезятся, — шепнул магу Геборий. — Незнакомец жаден, но не злонамерен.

— Я тоже не ощущаю в нем дурных намерений, — ответил Кульп. — Только вот его носильщики… Они — из неумерших и выглядят как-то странно. Будто дракон пожевал их и выплюнул.

— Вижу вашу осторожность и только приветствую ее. Нигде и никогда осторожность не бывает излишней. Да, мои носильщики знавали лучшие дни. Но смею вас уверить: они совершенно безобидны.

— А как тебе удается противостоять натиску вихря Дриджны? — спросил у него Кульп.

— Зачем же ему противостоять, добрый господин? Я — один из смиренных приверженцев пустынной богини. Богиня дарует мне беспрепятственный проход через ее пределы, за что я не устаю делать ей щедрые подношения. Я — всего-навсего странствующий торговец и торгую редкостными вещицами, наделенными магическими свойствами. Сейчас я возвращаюсь в Пан-потсун после выгодного путешествия в лагерь Шаик.

Толстяк улыбнулся.

— Вы, как вижу, — малазанцы и, скорее всего, враги нашего великого дела. Но мне чужда жестокая месть. Скажу больше: я рад встрече с вами. Эти слуги так увязли в трясине собственных смертей, что я вынужден постоянно выслушивать их жалобы и сетования.

Он опять махнул рукой, и носильщики осторожно опустили паланкин. Двое сразу же открыли ларец, находившийся позади роскошного кресла толстяка, и принялись извлекать все необходимое для привала. Ни ловкостью, ни проворством они не отличались. Двое других помогли своему господину выбраться из паланкина.

— У меня есть замечательная и быстродействующая мазь, — писклявым голоском продолжал толстяк. — Вот в том ящике. Раба, который его несет, зовут Нуб… Ну что ты разинул рот, замарашка? Я велел тебе взять только склянку с мазью, а не волочить сюда весь ящик. И не урони. Совсем мозгов лишился!

Благочестивый торговец как будто только сейчас заметил Ге-бория.

— Кто же посмел так жестоко обойтись с тобой? Увы, ни одно из моих снадобий не в состоянии вырастить тебе новые руки.

— Пусть тебя не огорчает ни то, чего недостает мне, ни то, чего нет у тебя, — ответил ему Геборий. — Я ни в чем не нуждаюсь. Достаточно, что здесь не завывает ветер и песок не бьет в лицо.

— С тобой произошла трагедия, бывший жрец Фенира. Я не смею тебя ни о чем расспрашивать. А ты, — он повернулся к Кульпу, — как мне думается, приверженец Меанаса?

— Похоже, ты не только продаешь магические вещицы, — хмурясь, заметил ему Кульп.

— Ты ошибаешься, добрый господин, — возразил толстяк, отвешивая легкий поклон. — Можешь мне верить, хотя тебе это и нелегко. Я посвятил свою жизнь магии, но сам ею никогда не занимался. Просто за долгие годы соприкосновения с магическими предметами я приобрел, скажем так, восприимчивость. Извини, если ненароком я тебя обидел.

Он протянул пухлую руку, слегка шлепнув ею одного из рабов.

— Какое имя я тебе дал?

Сморщенные губы живого мертвеца изогнулись в жутковатой улыбке.

— Ты назвал меня Рохлей, хотя раньше меня звали Ирином Таларом.

— Забудь навсегда, как звали тебя раньше! Теперь ты Рохля!

— Моя смерть была ужасна…

— Ты замолчишь, скотина? — заорал, багровея, торговец.

Раб Рохля умолк.

— А теперь… молча принеси нам фаларийского вина. Отпразднуем этим драгоценным даром империи наше знакомство.

Рохля поплелся за вином. Другой раб проводил его унылым, безжизненным взглядом, бормоча:

— Твоя смерть была не настолько ужасна, как моя.

— О святые покровители Семиградия! — зашипел торговец. — Прошу тебя, маг, наложи на этих болтливых чурбанов какое-нибудь заклятие молчания. Я заплачу тебе золотыми имперскими джакатами. Щедро заплачу.

— Такое мне не по силам, — сказал Кульп.

«Врешь, боевой маг, — подумала Фелисина. — Интересно бы знать зачем».

— Ах, до чего же я неучтив! — спохватился толстяк. — Я ведь даже вам не представился. Наваль Эбур, скромный торговец из священного города Панпотсуна. А каким именем желает назваться каждый из вас?

«Желает назваться?.. Странный, однако, вопрос».

— Мое имя Кульп.

— А мое — Геборий.

Фелисина промолчала.

— Ну а милая девушка настолько скромна, что даже не желает взять себе имя, — понимающе улыбнулся Наваль.

Кульп наклонился над деревянным ящичком со снадобьями, где неумерший раб так и не смог отыскать мазь. Он вопросительно поглядел на торговца.

— Вот та склянка. Белая, с восковой печатью, — подсказал Наваль.