Врата судьбы

«Моя дорогая Дамарис, я только что вернулся от лорда Картерета и сразу взялся за перо, желая успокоить вас, ибо прекрасно понимаю, что Вы очень волнуетесь. Министр внял моей настойчивой просьбе и готовит приказ о помиловании сэра Джона. Его величество подпишет приказ завтра, и я преподнесу его вам в качестве свадебного подарка, когда Вы пожалуете в Вудлэндс...»

Далее следовали заверения в вечной любви и слова о предвкушении безумного счастья, до которых нам нет дела. Впрочем, надо отдать должное лорду Понсфорту, он писал вполне искренне. Он и впрямь предвкушал безумную радость освобождения от Исраэля Суареса и кошмара долговой тюрьмы. Он жил в этом кошмаре днем и ночью. Угроза долговой тюрьмы сделала из него злодея.

Описанные события произошли в среду судьбоносной недели.

В четверг лорд Понсфорт отправился в свое поместье в Суррее, чтобы завершить приготовления к приезду невесты. Для заключения брачного союза он прихватил с собой бродячего пастора по имени Пью.

Примерно в то же самое время, когда карета лорда Понсфорта свернула с улицы Сент-Джеймс на Пиккадилли [Пиккадилли — площадь в центре Лондона], другая карета остановилась у резиденции лорда Картерета. Мистер Темплтон явился к министру для объяснения. Он играл роль хора в этой комедии. Капитан Гейнор сам хотел получить от министра объяснения, что же касается сэра Ричарда, то он прибыл как важный свидетель на тот случай, если потребуется расследование.

Никаких объяснений не потребовалось. Потрясающий факт появления капитана Гейнора сокрушил абсурдное предположение о том, что капитан Дженкин, якобитский шпион, повешенный две недели назад в Тайберне, и капитан Гейнор — одно лицо. Здесь явно произошла чудовищная ошибка. Первоначальное оцепенение лорда Картерета сменилось гневом, умело подогреваемым мистером Темплтоном.

— Если бы вы, ваша светлость, удостоили меня своим вниманием, прискорбной ошибки не произошло бы... не произошло бы... — вещал мистер Темплтон громким рокочущим голосом. — Я прилагал все усилия, но вы, ваша светлость, не прислушались к моим словам. Даже когда я предъявил неоспоримые доказательства, вы, ваша светлость, предпочли мне других советников. Если вы сейчас навлечете на себя злорадство и издевательские насмешки своих политических противников, вы посочувствуете мне, моим незаслуженным страданиям!

— Ваше право — указать мне на ошибку, от которой вы меня предостерегали и которую я, вопреки вашим предостережениям, совершил, — с горечью произнес министр, сверля мистера Темплтона глазами-буравчиками, — Но, заклинаю вас, сэр, не сыпьте соль мне на раны!

— О, милорд, я менее всех других склонен к такой... бесчеловечности. Мое многословие объясняется лишь желанием оправдать настойчивость, с коей я предупреждал вашу светлость.

— Не стоит оправдываться, коли капитан Гейнор пожаловал сюда собственной персоной!

— Я клялся честью, — продолжал мистер Темплтон, —и уж было решил, что поплатился своим добрым именем. Под этим впечатлением я и подал в отставку, и вы ее приняли, ваша светлость. Я сделался мишенью для всех злых языков в городе, всех злых...

— Возможно, — прервал его министр, сообразивший, что пора раз и навсегда компенсировать мистеру Темплтону его муки, — возможно, вашему преемнику по службе будет предложено подать в отставку ради восстановления справедливости, и вы снова займете свой пост.

— Я признаю за вами, ваша светлость, высочайшее чувство справедливости, — не преминул вставить мистер Темплтон.

— А что касается вас, сэр, — министр перевел взгляд на капитана Гейнора, и тот встал навытяжку, — вам возместят ущерб. Мы опубликуем сообщение о допущенной ошибке. Она, признаюсь, и сейчас повергает меня в изумление.

Капитан продолжил тактику напора и натиска:

— Вероятно, я смогу внести ясность в это дело.

— Вы полагаете, что путаница вызвана игрой природы, порой наделяющей людей столь сходными чертами, что их не отличишь друг от друга?

— Я имел в виду другое. Ничего не могу сказать о своем сходстве с покойным капитаном Дженкином: никогда с ним не встречался. Но, пожалуй, дело куда серьезнее. По словам мистера Темплтона, арестован сэр Джон Кинастон — за то, что предоставил мне кров. Правительство опять же исходило из того, что я — капитан Дженкин, якобитский шпион, повешенный две недели назад.

Лорд Картерет помрачнел.

— Да, вы правы, — раздраженно буркнул он.

— Еще одна ошибка, подлежащая исправлению, — мгновенно нашелся мистер Темплтон, несомненно получавший огромное удовольствие от этой сцены.

— Сдается мне, арест сэра Джона, равно как и путаница со мной и с покойным капитаном Дженкином, — работа милорда Понсфорта, — спокойно заметил Гейнор.

— Верно, — подтвердил министр и выругался.

— Самое странное в этом деле то, что лорд Понсфорт прекрасно меня знает. Я бы удивлялся еще больше, если бы не понимал причин его необычного поведения.

— Что я слышу? Вы знакомы с лордом Понсфортом?

— Его светлость знает меня так же близко, как моего друга Дика Темплтона.

— Ах, вот как, черт побери!