Врата судьбы

Капитан выслушал его молча, с непроницаемым выражением лица и лишь раз кивнул, когда баронет упомянул о подлой ловушке, подстроенной ему Понсфортом. Когда сэр Джон закончил свой рассказ, капитан поднялся и медленно прошелся по комнате — от двери к окну и обратно, заложив руки за спину и задумчиво наклонив голову. Он был глубоко тронут благородством Дамарис, решившей принести себя в жертву, и не меньшим благородством сэра Джона, решительно отвергавшего ее жертву.

— Ныне, — сказал в заключение сэр Джон, — я убедил Дамарис, что она не спасет, а погубит меня, если согласится выйти замуж за злодея. А теперь Дамарис узнает о твоем чудесном, невероятном спасении, и я надеюсь на полный успех: убежден, что ее отважное самопожертвование объясняется отчаянием и безнадежностью.

— Вы... вы полагаете, что одно с другим связано? — воскликнул Гейнор, не веря своим ушам.

— Мой дорогой Гарри, если бы ты слышал, как она сказала: «Я всего лишь оболочка. Та, что звалась Дамарис Холлинстоун, погибла в Тайберне», — ты бы понял всю глубину ее отчаяния и растрогался до слез.

У капитана и впрямь слезы навернулись на глаза, когда сэр Джон повторил ее слова. Он снова зашатал по комнате, размышляя над тем, что рассказал баронет, и над заданной ему головоломкой. Наконец он остановился у окна, и его лицо просветлело.

Капитану пришел на ум план действий, разработанный им ранее и отвергнутый как слишком рискованный. План был дерзок и смел. Можно было надеяться на успех именно из-за его дерзости. Капитан откинул голову и громко рассмеялся. Баронет с испугом уставился на него.

— Полагаю, капитану Гейнору пора вернуться к жизни, — сказал он.

Сэр Джон смотрел на Гарри растерянно и недоуменно. Под его взглядом лицо капитана снова стало непроницаемым.

— Послушайте, сэр Джон, вы преувеличиваете опасность, которая вам угрожает, — сказал он. — Допустим, они арестовали вас. Но как же вам предъявят обвинение в укрывательстве государственного преступника? Для этого требуется сначала доказать, что капитан Гейнор и капитан Дженкин — одно и то же лицо.

— Чепуха! — возразил баронет. — Как только понадобится доказательство тождества, правительство сделает это без особых хлопот.

— Допустим, оно докажет, допустим, найдет свидетелей, хотя не представляю, откуда они возьмутся. Но правительству еще придется доказать, что вы знали о моих связях с якобитским движением, знали меня как агента короля в изгнании и что я не обманул вас, как обманул многих других, включая мистера Темплтона, помощника министра.

— Ах, Гарри, Гарри, все эти доводы — соломинка, за которую хватается утопающий, и ты понимаешь это не хуже меня.

— Не уверен, — сказал Гарри с улыбкой. — Но даже если ваши опасения оправданны, у меня в надежном месте припрятан плот, а он надежнее соломинки.

— Что ты имеешь в виду?

Капитан на мгновение задумался.

— Мне придется немножко потрудиться, чтобы он мог выйти в плавание. Надеюсь, завтра утром к вашему приезду все будет в порядке. Тогда я и открою вам свой секрет.

Несмотря на уговоры, сэр Джон больше не вытянул из капитана ни слова. Сэр Джон пообещал, что вернется утром и привезет с собой Дамарис, и Гарри провел ночь без сна: он и радовался встрече с Дамарис, и боялся ее.

Однако утром во вторник сэр Джон не появился. Капитан постарался придать наилучший вид своему черному камзолу, в котором его арестовали и повесили. Он заказал цветы — корзину роз и корзину белоснежных лилий, украсив комнату для такого торжественного случая. Утро ушло на приготовления к приезду гостей, день — на ожидание, вечером, пережив горькое разочарование, Гейнор все еще продолжал ждать, даже когда в доме зажгли свечи. Наконец он лег спать, утешая себя надеждой, что сэр Джон и Дамарис приедут на следующий день. Но и среда прошла в мучительном ожидании. Сэр Джон будто в воду канул.

В четверг утром, не в силах больше вынести душевного напряжения, капитан упросил профессора послать к сэру Джону своего ученика, который отвозил в свое время в Монастырскую ограду письмо профессора. На сей раз ограничились устным посланием. Вернувшись, молодой человек рассказал, что дом постигла беда: сэра Джона арестовали прямо по возвращении, в понедельник.

Услышав новость, капитан глубоко вздохнул. Вздох выражал не уныние, а скорее облегчение. Он поблагодарил посыльного, а когда тот ушел, обратился к профессору, сидевшему в комнате.

— Хочешь не хочешь, пора возвращаться к жизни, — мрачно заметил капитан. — Который час?

— А? Который час? Почти два.

— Тогда мне пора прощаться.

— Та-та! Вы хотите сказать, что уходите? Куда же вы собрались?

— Возвращаюсь к жизни.

— В вашем-то состоянии? — профессор не на шутку обеспокоился. К тому же ему не хотелось расставаться с полюбившимся ему молодым человеком. — Вы меня удивляете...

— Что же вам не правится в моем состоянии? Осмотрите меня, — попросил капитан.

Профессор спустил очки со лба на нос:

— По-моему, у вас лихорадка.

— Лихорадка ожидания, сэр, — ответил пациент. Он взял доктора за руку: — Друг мой, меня тяготит мой долг, мне хотелось бы вернуть его вам...

— Та-та!