Врата ведьмы

Там, на расстоянии лье, в небо уходила гора. Она была выше, чем все соседние горы, черная тень на фоне звезд. Даже ее силуэт внушал Толчуку ужас. В ней добыли Сердце его народа, и из ее же темного зева на землю ступило Черное Сердце.

— Гухальманти, — пробормотал Магнам.

Ворг подгонял их:

— Быстро, спешить, спешить.

Эррил держался рядом с Еленой, Веннар шел с другой стороны.

Отряд продолжал двигаться вперед, следуя руслу реки через сужающийся овраг. Вскоре по обеим сторонам их окружили отвесные скалы. Толчуку стало не по себе. Он высматривал любое движение в уступах, кожа начала предостерегающе зудеть — но ничто не шевелилось.

Отряд сплотился и двигался более осторожно.

Впереди темные очертания Гухальманти перекрывали все небо, как гигантская черная дыра. Луна взошла довольно высоко, но не освещала темные склоны пика. Толчук понял, откуда у горы такая репутация: она казалась целиком сотканной из мглы.

Толчук оторвался от созерцания горы. Она, казалось, отнимала у него волю.

Наконец после напряженной четверти лье скалы отступили. Перед ними лежало подножие огромной горы, будто коленопреклоненная фигура в черном плаще. Толчук почти чувствовал взгляд этого черного незнакомца, устремленный на них сверху вниз. Он боялся поднять глаза, боялся посмотреть на него.

Высохшее русло подходило к боковому отверстию у основания горы. Давным-давно этот водный путь питался от глубокого источника, теперь же превратился в пыльную иссохшую скалу, такую же неживую, как сама гора.

— Врата Мантикора находятся внутри? — в ужасе спросила Елена.

Ворг указал не на отверстие, в которое уходило русло старой реки, а на всю поверхность горы.

— Может быть, он имеет в виду одну из старых шахт, — предположил Магнам. — Древний пик испещрен туннелями и ямами.

— Если так, — ответил Эррил, — мы можем всю зиму провести в поисках Мантикора.

Ворг еще неистовее затряс рукой:

— Плохой очень темный!

— Покажи нам, — попросил Толчук. — Где?

Грифель вздохнул и, широко расставив руки, вытянул их вперед.

Эррил нахмурился.

— Он, должно быть, не знает, или не понима… — Голос жителя равнин внезапно дрогнул. — Матерь Всеблагая!

Луна на небосводе взобралась чуть выше, зависнув над острием пика. Лунный свет струился вниз по поверхности горы серебристым водопадом, смывая мглу и обнажая внешний вид пика — то, чем он стал.

Вся поверхность Гухальманти была изрезана, изломана и выдолблена, образуя гигантскую гранитную статую. Это была работа бесчисленных мастеров, рабски трудившихся на протяжении десятилетий: напряженные черты лица, выражающие одновременно ликование и боль, горящие гневом глаза. Казалось, существо выбралось из толщи горы, одну руку протянув к небу, ногу оперев на скалу. За массивными плечами над спиной дугой извернулся хвост скорпиона, готовясь нанести удар.

— Мантикор, — задыхаясь, произнесла Елена.

Некоторое время все молчали, ошеломленные открывшимся зрелищем.

— Но он вырезан из гранита, — сказал Эррил, — не из эбонита.

— Нет, ты ошибаешься, — возразила Елена, указывая на вытянутую руку фигуры. На его когтистой лапе лежал валун величиной с маленький домик. Лунный свет не попадал на его маслянистые грани. Будто фигура сжимала живую тень, готовясь вылепить из нее нечто жуткое. Кровь холодела в жилах от этой картины. — Там находится истинное сердце статуи — эбонит. Первые из четырех Врат Плотины.

Пока другие, застыв в оцепенении, смотрели на статую, Толчук опустил дварфский молот на землю. Он нащупал сумку и выудил оттуда Сердце своего народа. Пробежал пальцами по граням, пугаясь того, что может узнать, но уже догадываясь о правде. Он нес сердце через все земли Аласии. Изучил каждую грань, каждую щель, будто то было его собственное лицо.

Толчук посмотрел наверх, не в силах отвернуться. Он понял источник ужаса, сковавшего его сердце. Глубоко внутри он всегда это знал.

Магнам заговорил, указывая на статую.

— Изображение Мантикора, выбирающегося из Гухальманти, — как Тот, у кого нет имени, поднимался из сердца горы. Мы, возможно, первыми за последние столетия видим истинное лицо Того, у кого нет имени.

Ноги Толчука подкосились, он упал на одно колено. Поднимая Сердце своего народа к эбонитовому валуну, он молился о том, чтобы они оказались не одним и тем же. Его надежды разбились вдребезги, как только он поднял руку.

Они были точной копией друг друга. Но худшее ждало впереди.

Стоящий рядом с ним ворг первым осознал ужасную правду. Жабообразное существо уставилось на Толчука, затем перевело взгляд на статую Мантикора. Его глаза перебегали с одного на другое, затем округлились. Ворг пискнул и попятился назад, дрожа от ужаса; затем стремительно бросился в сторону узкого ущелья.

Остальные обернулись на убегающего Григреля.

Опустив руку, Толчук в отчаянии припал к земле.

Столько намеков: Триада выбрала его для этой миссии; облик Зла в камне; в глубоких подземельях Шадоубрука дварфский лорд, пытавший Мерика и Крала, в ужасе бежал от Толчука — так же, как сейчас это сделал ворг. Но в их глазах был не только страх, а что-то более страшное: осознание.

Толчук открыл глаза.