Врата времени

Больше не было произнесено ни единого слова. Опустошив миску, хозяин встал и знаком указал обоим летчикам, чтобы они следовали за ним. Он откинул тонкую ткань, занавешивающую дверь, и они вышли наружу. Ткань была тонкая, но грубая, и едва ли предназначалась для защиты от комаров. Потом Ту Хокс заметил, что занавеска пропитана каким-то маслом. Он узнал этот прогорклый запах. Это было то же масло, каким женщина смазывала себе волосы.

Масло было явно не подсолнечное, но оно направило ход мыслей Ту Хокса совершенно в другую сторону. Для его индейских предков было обычным то, что женщины смазывали свои волосы подсолнечным маслом. И Ту Хокс пришел к выводу, который тут-же постарался отбросить: это было просто невозможно. Но то, что он заметил в разговоре фразы, напомнившие ему диалект ирокезов, оставалось непреложным фактом. Они все еще оставались ему непонятными, но явно не имели никакого отношения ни к румынскому, ни к славянскому языкам; этот язык не принадлежал ни к индоевропейской, ни к угро-азиатской семьям. Это был диалект, фонетика и структура которого приближались к языкам онондаги, секепы, мохауки и чероки.

Он решил пока ничего не говорить О'Брайену о своих нелепых предположениях. Мужчина провел их по двору к сараю. Огромная дверь за ними со скрипом закрылась. Там было темно, хоть глаз выколи. Ту Хокс мягко положил руку на плечо О'Брайена и тихо оттолкнул его на пару шагов влево. Маленькая предосторожность — если вдруг крестьянин надумает неожиданно на них напасть. С полминуты ничего не было слышно, только тихий шорох в сене. Затем раздался слабый металлический звук, словно кто-то вытащил оружие из чехла. Ту Хокс, готовый к прыжку, присел на пол, сжимая вспотевшими пальцами рукоятку пистолета. Вспыхнула спичка, и Ту Хокс увидел крестьянина, подносящего пламя к фитилю фонаря. Крестьянин отрегулировал длину фитиля. На стенах сарая заплясали блики и подвижные тени.

Мужчина улыбнулся, увидев, что чужаки сели на пол, и махнул рукой. Он прошел к двери в дальнему углу сарая, остановился и трижды постучал, подождал несколько секунд и снова постучал три раза. Дверь открылась, крестьянин пропустил летчиков вперед и тут же закрыл ее и запер.

Ту Хокс и О'Брайен оказались в низком сарайчике. Воздух был пропитан сильным, едким запахом пота, грязной одежды и прогорклого масла. В полутьме Ту Хокс смог разглядеть еще шестерых. Люди со смуглыми лицами, в грубой одежде, сидели на полу, прислонившись к дощатым стенам. Двое из них были вооружены ружьями, заряжающимися с дула, один — луком и стрелами. Еще у двоих были ружья с барабанными магазинами, такие же, как у солдат. И у каждого на поясе висел длинный нож в кожаном чехле.

— О, господи! — выдохнул О'Брайен, то ли от испуга, что это западня, то ли просто от самого вида этих диких фигур, вооруженных старинным оружием, а может, и от того, что заметил среди них женщину, одетую так же, как и все остальные. За слоем грязи все равно было заметно, что ее кожа светлей, чем у окружающих. Волнистые светлые пряди волос падали на прекрасное, но усталое лицо с маленьким прямым носом, твердым подбородком и холодными голубыми глазами.

Ту Хокс, стоящий рядом с ней, скоро почувствовал, что от женщины пахнет так же, как и от остальных, и отметил, что ногти на ее грязных руках не отличаются чистотой. Вся группа производила впечатление беглецов или партизан, давно отрезанных от своей базы.

Судя по всему, их предводителем был высокий худой парень с впалыми щеками и темными горящими глазами. Подстрижен он был так, что густая черная шевелюра по форме напоминала немецкий шлем. На тыльных сторонах ладоней были вытатуированы гримасничающие демоны.

Он завел с крестьянином длинную беседу. Изредка оба бросали на американцев резкие взгляды. Ту Хокс напряженно прислушивался. Временами ему казалось, что он понимает отдельные слова и даже выражения, но уверен он в этом не был.

В какой-то момент предводитель — его звали Дзикозес — повернулся к девушке и что-то ей сказал.

При этом он использовал совершенно другой язык, но и тот показался Ту Хоксу странно знакомым. Скорее всего он принадлежит к германской семье и похож на скандинавский. Или нет? С такой же уверенностью он мог бы поклясться, что это не что иное, как нижненемецкий диалект.

Дзикозес устремил свой пронизывающий взгляд на О'Брайена, потом на Ту Хокса. Разглядывая то одну, то другую части их формы, он задавал вопросы, один за другим. Ту Хокс различал знакомые интонации, но вопросов не понимал. Он попытался ответить на языке ирокезов и чероки. Дзикозес прислушивался с высоко поднятыми бровями и удивленным, а иногда и раздраженным выражением лица. Он переключился на язык, на котором общался с девушкой. Когда и на этот раз не достиг никакого успеха, попытался заговорить еще на трех языках, но — бесполезно. Наконец, он сдался и разочарованно развел руками. Ту Хокс понял одно: Дзикозес — не крестьянин. Человек со знанием такого количества языков, должен быть или очень образованным, или много путешествовавшим.