Врата. За синим горизонтом событий

Вэн помотал головой, как жабомордый.

– Ты очень скучная, – строго сказал он и отключил ее. Затем Вэн подумал и набрал номер 14 – профессора.

– …хотя Элиот еще учился в Гарварде, воображение у него было, как у взрослого. И он был гений. «Я был бы острыми клешнями…» – это же самоунижение человека толпы, доведенное до символических пределов. Каким он видит себя? Всего лишь ракообразным. Даже не ракообразным, а символом ракообразного – клешнями. И притом острыми. А в следующей строке мы видим…

Вэн плюнул на панель и отключился – вся стена перед ним была испачкана знаками его неудовольствия. Ему нравилось, только когда профессор цитировал поэзию, но не когда он рассуждал о ней. С такими сумасшедшими, как четырнадцатый или пятьдесят седьмая, никогда не знаешь, чего ждать. Они редко отвечают, и ответ почти всегда не имеет отношения к вопросу. Их приходится либо покорно слушать, либо выключать.

Вэну пора было отправляться в путь, но он решил попытаться еще раз и поговорить с единственным трехзначным номером, личным другом, которого звали Крошечный Джим.

– Привет, Вэн. – Его голос прозвучал печально и в то же время настороженно, как будто Крошечный Джим был чем-то напуган. – Это ты, Вэн?

– Какой глупый вопрос. А кто еще может быть?

– Никогда не знаешь, кто тебя вызывает, Вэн. – Наступила пауза, потом Крошечный Джим неожиданно захихикал: – Я тебе рассказывал о священнике, раввине и дервише, у которых кончилась пища на планете из свинины?

– Да, Крошечный Джим, к тому же мне не хочется слушать анекдоты.

Невидимый микрофон погудел, затем Мертвец спросил:

– Тебе все то же, Вэн? Опять желаешь поговорить о сексе?

Мальчик сохранил независимое выражение, но почувствовал знакомое напряжение внизу живота.

– Пожалуй, Крошечный Джим.

– Ты настоящий дикий жеребец для твоего возраста, Вэн, – сказал Мертвец. – Хочешь, я расскажу тебе, как меня чуть не упекли в тюрьму за сексуальное оскорбление девушки? Жарко было, как в аду. Я ехал на поздней электричке к парку Розель, и в вагон вошла девушка. Она села напротив меня, задрала ноги и спокойно стала обмахиваться юбкой. Что мне оставалось делать? Я сидел и смотрел. А она, как ни в чем не бывало, продолжала размахивать своим подолом. А я, естественно, пялил на нее глаза, пока она не пожаловалась проводнику. И тот высадил меня из поезда. А знаешь, что в этом самое забавное?

Вэн был очарован.

– Нет, Крошечный Джим, не знаю, – выдохнул он.

– Забавно, что я перед этим опоздал на свой обычный поезд. Мне пришлось убивать время в городе, и я пошел на порнофильм. Два часа на экране происходило нечто невообразимое. Боже мой, в любой позе, какую можно представить. Больше увидишь только в проктоскоп. Так почему же я смотрел на эту девчонку и ее белые трусики? Но самого забавного ты еще не знаешь.

– Не знаю, Крошечный Джим, – поспешно согласился Вэн.

– Девчонка оказалась права! Я смотрел на нее во все глаза. Перед этим я видел акры грудей и промежностей, но не мог оторвать от нее взгляда! Но и это еще не самое интересное. Хочешь, я тебе расскажу, что было забавнее всего?

– Скажи, пожалуйста, Крошечный Джим.

– Она вышла из вагона со мной. Девчонка оказалась не промах. Она отвела меня к себе домой, и мы занимались любовью всю ночь, парень. Снова и снова, до самого утра. Никак не могу вспомнить ее имени. Ну, что скажешь, Вэн?

– Это правда, Крошечный Джим?

Последовала пауза, а затем Мертвец проговорил:

– Нет. Зря ты докапываешься, Вэн. Так ты все портишь, делаешь неинтересным.

– Мне не нужны вымышленные истории, Крошечный Джим, – обиженно ответил Вэн. – Меня интересуют факты. – Он рассердился и даже собрался выключить Мертвеца, чтобы наказать его, но не был уверен, кто при этом пострадает больше. – Я бы хотел, чтобы ты был хорошим, Крошечный Джим, – льстивым голосом продолжил Вэн.

– Ну что ж, я попытаюсь. – Некоторое время бестелесный мозг что-то нашептывал и щелкал, сортируя свои разговорные цепи. Потом шумы прекратились и Мертвец спросил: – Хочешь знать, почему селезни насилуют своих самок?

– Нет!

– Мне почему-то кажется, что на самом деле хочешь, Вэн. Это ужасно интересно. Ты никогда не поймешь поведение приматов, если не рассмотришь весь спектр репродуктивного поведения. В том числе и самые необычные случаи. Даже поведение червей Acanthocephala. Они тоже практикуют насилие. А знаешь, что делают Moniliformis dubius? Они насилуют не только своих самок, но даже соперников-самцов. Эти сексуальные гиганты облепляют их грязью, как гипсом. Так что у червя-соперника не может встать…

– Я не хочу этого слышать, Крошечный Джим!

– Но ведь это интересно, Вэн! Наверное, поэтому их называют dubius[3] – Мертвец механически захихикал: – А-хе! А-хе!

– Прекрати, Крошечный Джим, – не очень настойчиво потребовал Вэн. Он больше не сердился на своего друга. Вэн был очарован. Это была его любимая тема, а готовность Крошечного Джима рассказывать о сексе разнообразно и бесконечно сделала его любимцем Вэна среди Мертвецов.

Вэн развернул пищевой пакет, немного пожевал, а затем произнес:

– Я хочу услышать, как это делается, Крошечный Джим.