Врата. За синим горизонтом событий

– Вы странный человек, Робин. Со всей вашей благотворительностью, не говоря уже об этих штуках… – Прагглер кивком указал на мои браслеты: три браслета на руке означали три вылета с Врат – сколько я при этом испытал страха, будучи старателем! – Почему вы не пытаетесь баллотироваться в сенат?

– Не желаю, Тим. К тому же, баллотируясь от Нью-Йорка, я стану соперником – вашим или Шейлы, а я этого не хочу. Я слишком много времени провожу на Гаваях, и у меня нет никакого желания переселяться в Вайоминг.

Прагглер похлопал меня по плечу.

– Ну хорошо, – с наигранной обреченностью проговорил он. – Я постараюсь провести эту вашу поправку, хотя бог знает, какие уловки используют ваши конкуренты, чтобы не допустить этого.

Расставшись с Прагглером, я вернулся в отель. Эсси находилась на пути к Таксону, и у меня не было особой необходимости спешно возвращаться в Нью-Йорк. Поэтому я решил остаток дня провести в Вашингтоне. Позже оказалось, что мое решение было неправильным, но тогда я еще этого не знал.

Я размышлял о том, нравится мне или нет, когда меня называют «филантропом». Мой старый психоаналитик когда-то здорово помог мне – я научился не возражать, если меня за что-то заслуженно хвалят, но здесь был другой случай. В этом деле я действовал ради себя. Поправка о восстановлении местности мне ничего не будет стоить: как я уже объяснил, все расходы покроет повышение цен на пищу. Деньги, которые я трачу на космические исследования, должны принести прибыль и, вероятно, принесут. Впрочем, все равно я буду тратить деньги только там, где их получил. К тому же у меня есть незаконченное дело. Где-то там.

Я сидел в своем номере на сорок пятом этаже, смотрел на Капитолий с монументом и думал: живо ли еще мое незавершенное дело? Я надеялся, что она жива. Даже если ненавидит меня за это.

Мысль об оставленных делах заставила меня вспомнить об Эсси, которая уже должна была прибыть в Таксон, и я почувствовал легкое беспокойство. Приближался очередной приступ стотридцатидневной лихорадки. Я об этом как-то не подумал. Мне не нравилось, что Эсси от меня в тысячах километров, особенно если приступ будет тяжелым. Я не ревнив, но с каждым разом приступы становятся все более и более эротическими и оргиастическими. И мне хотелось, чтобы Эсси была эротической и оргиастической рядом со мной.

А почему бы и нет? Я вызвал Харриет и приказал ей заказать мне место на дневной рейс в Таксон. Дела можно вести и оттуда, хотя это и не так удобно. Затем я вернулся к событиям на фабрике.

Вначале Альберт. Он сообщил, что никаких особенных изменений на Пищевой фабрике не произошло, только у мальчика сильный насморк.

– Мы предложили группе Хертер-Холл применить обычные антибиотики и иммунодепресанты, – сказал он мне. – Но, конечно, инструкцию они получат только через несколько недель.

– Насколько это серьезно?

Альберт нахмурился, попыхтел трубкой и выпустил несколько сизых клубов дыма.

– Вэн никогда не подвергался воздействию вирусов и бактерий, – ответил он, – поэтому ничего определенного сказать не могу. Но надеюсь, ничего серьезного нет. Во всяком случае, экспедиция Хертер-Холл располагает самым современным медицинским оборудованием, чтобы справиться с большинством болезней.

– Что-нибудь новое о нем известно?

– Новостей достаточно, но ничего такого, что изменило бы мои прежние оценки, Робин. – Пуф, пуф, пуф. – Мать его была испанкой, отец американцем, оба старатели с Врат. Так по крайней мере кажется. Таковы же и многие личности, которых он называет «Мертвецами», хотя окончательно это пока неясно.

– Альберт, – сказал я, – просмотри все данные о полетах с Врат за последние десять лет. Может, там отыщется не вернувшийся корабль с испанкой и американцем.

– Конечно, Боб. – Когда-нибудь я прикажу ему перейти к более энергичному словарю, но он и так действует хорошо. Почти немедленно Альберт ответил: – Такого рейса не зафиксировано. Но есть рейс, в котором находилась беременная испанка. Корабль не вернулся. Показать изображения?

– Будь добр, Альберт, – ответил я, но он не запрограммирован понимать такие чисто человеческие вещи, как ирония или сарказм.

Изображения мало что дали. Женщина оказалась незнакомой – она улетела к Вратам до меня. Выжила в полете на пятиместном корабле, в нем погибли ее муж и еще три члена экипажа. После этого она улетела на одноместном. И с тех пор о ней ничего не было известно. Кстати сказать, полет был простой: вылететь и посмотреть, что получится. Похоже, единственное, что получилось, – это ребенок, который родился и вырос в неизвестном месте.

– Но это не объясняет, кто отец Вэна, – сказал я.

– Да, возможно, он из другой экспедиции. Если мы предполагаем, что Мертвецы – это не вернувшиеся старатели, их должно быть немало.

– Ты полагаешь, что Мертвецы – настоящие старатели? – удивился я.

– Конечно, Робин.

– Но каким образом? Их мозг сохранен?

– Сомневаюсь, Робин, – снова зажигая трубку, задумчиво ответил Альберт. – Данных недостаточно, но я бы сказал, что сохранено лишь ноль целых одна десятая от первоначального объема мозга.

– А что остальные девять десятых?