Врата. За синим горизонтом событий

– Что ж, – сказал он, прикурил трубку и несколько раз глубоко затянулся. Кстати, меня всегда интересует, получает ли он при этом удовольствие. – Это один из способов образования черных дыр, – выпустив огромный клуб дыма, продолжил Альберт. – Его можно назвать классическим. Помните об этом, а мы перейдем к следующей части – к скорости убегания.

– Я знаю, что такое скорость убегания.

– Конечно, Робин, вы ведь опытный старатель. Ну. Предположим, вы находитесь на Вратах и бросаете обыкновенный камень с их поверхности. Он, вероятнее всего, вернется назад, потому что даже астероид имеет поле тяготения. Но если вы бросите его достаточно сильно, чтобы он улетел со скоростью сорок-пятьдесят километров в час, он никогда не вернется. Вы достигли скорости убегания, и камень улетит навсегда. На Луне нужно бросить еще сильнее – со скоростью два-три километра в секунду. На Земле еще сильнее – больше одиннадцати километров в секунду.

– Теперь, – продолжал он, наклоняясь, чтобы выколотить пепел из трубки и набить ее снова, – если вы находитесь на поверхности объекта с очень, очень большим тяготением, то положение ухудшается. Допустим, тяготение так велико, что скорость убегания превышает триста десять тысяч километров в секунду. Камень нельзя бросить так быстро. Даже свет не распространяется так быстро. Так что даже свет, – пуф, пуф, пуф, – не может вырваться, потому что его скорость на десять тысяч километров ниже скорости убегания. А, как вы знаете, если свет не может уйти, то не может и ничто другое – это Эйнштейн. Простите мне мое тщеславие. – И он на самом деле подмигнул мне из-за трубки. – Так возникает черная дыра. Она черная, потому что ничего не излучает.

– А как же корабли хичи? – спросил я. – Они движутся быстрее света.

Альберт печально улыбнулся.

– Тут вы абсолютно правы, Робин, но мы не знаем, как они могут двигаться быстрее света. Возможно, корабль хичи и мог бы уйти из черной дыры, кто его знает? Но у нас нет никаких доказательств этого.

– Однако, – задумавшись, проговорил я.

– Да, Робин, – согласился он. – Проблема передвижения быстрее света и проблема ухода из черной дыры в сущности одна и та же. – Альберт замолчал и молчал долго. Потом извиняющимся тоном добавил: – Мне кажется, это все, что мы можем сказать на настоящий момент.

Я встал и налил себе выпить, а он продолжал сидеть, терпеливо попыхивая трубкой. Иногда бывает трудно смириться, что на месте этого живого болтливого человека на экране, в сущности, ничего нет, только интерференция света, подкрепленная несколькими тоннами металла и пластика.

– Альберт, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. Предполагается, что вы, компьютеры, действуете со скоростью света. Почему иногда ты так долго не отвечаешь? Просто драматический эффект?

– Ну, Боб, иногда так и есть, – немного погодя ответил он, – вот как сейчас. Но вы, наверное, плохо представляете себе, как мне трудно «болтать». Если вам нужна информация, скажем, о черных дырах, мне ее нетрудно воспроизвести. Шесть миллионов бит в секунду, если хотите. Но придание информации понятной вам формы, а еще – формы беседы, для этого мало доступа только к этой информации. Я должен заняться поиском слов и общепонятных фраз в своем литературном словаре и предыдущих беседах. Подбирать аналогии и метафоры в соответствии с вашим настроем и уровнем развития. Кроме того, приходится считаться с ограничениями, которые вы на меня наложили. Надо определить тональность каждой конкретной беседы. Это нелегко, Робин.

– Ты умнее, чем кажешься, Альберт, – сказал я.

Он выколотил трубку и лукаво взглянул на меня из-под своей седой взъерошенной шевелюры.

– Вы не будете возражать, Боб, если я то же самое скажу о вас?

– Ты хорошая старая машина, Альберт. – Я вытянулся на диване в полудреме, со стаканом в руке. Он по крайней мере на время отвлек меня от Эсси, но у меня оставался нерешенный и беспокойный вопрос. Когда-то где-то я то же самое говорил другой программе, но никак не мог вспомнить когда.

Меня разбудила Харриет. Она доложила, что со мной желает поговорить врач – не медицинская программа, а настоящая живая Вильма, доктор медицины, которая время от времени наведывалась к нам, чтобы проверить, все ли правильно делают машины.

– Робин, – сказала она, – я думаю, Эсси сейчас вне опасности.

– Чудесно, – обрадовался я и тут же пожалел о сказанном. Такие слова, как «чудесно», вовсе не передают того чувства, которое я испытывал.

Наша программа, конечно, уже подсоединилась к программам больницы. Вильма знала о состоянии Эсси не меньше, чем маленький черный человек, с которым я разговаривал утром, и, конечно, передала всю медицинскую историю Эсси в банки информации больницы. Вильма предложила сама полететь туда, если я пожелаю. Я ответил, что врач все-таки она, а не я. И тогда Вильма ответила, что у нее в Таксоне живет и работает соученик по Колумбийскому университету, и она попросит его присмотреть за Эсси.