Врата. За синим горизонтом событий

Он нахмурился и пожевал черенок своей трубки. Фигуры на экране торжественно поворачивались, будто в народном танце, чтобы мы могли их рассмотреть со всех сторон. „Есть некоторые аномалии, Робин. Например, знаменитый вопрос о заде хичи. У нас есть образцы мебели хичи, например, сидения перед контролем на кораблях. Отсюда мы заключили, что зад хичи совсем не похож на человеческий, в мебели предусмотрено место для помещения крупного маятникоподобного выступа. Возможно, тело их напоминает осиное, свисающее ниже таза между ног. Ничего подобного в компьютерном изображении нет. Но… лезвие Оккама, Робин“.

— Если я тебе дам еще время, может, объяснишь? — заметил я.

— Конечно, Робин. Я считал, что вам известен этот закон логики. При отсутствии дополнительных данных нужно принимать простейшее объяснение. В истории вселенной нам известны только две разумные расы. Эти как будто не принадлежат к нашей: форма черепа, особенно челюстей, другая; есть треугольная аркада, больше похожая на обезьянью, чем человеческую, и зубы аномальные. Поэтому, вероятно, перед нами вторая разумная раса.

— Страшновато, — негромко заметила Эсси. Она права. Особенно мне, потому что, можно сказать, это на моей ответственности. Я организовал полет группы Хертеров-Холлов, и если они в этом полете обнаружили хичи…

Я не готов был представить себе, что бы это значило.

— А Мертвецы? Есть что-то новое?

— Конечно, Робин, — сказал он, кивая своей лохматой головой. — Взгляните.

Изображение исчезло, на экране появился текст.

ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ Корабль 5–2, рейс 08В31. Экипаж А. Мичем, Д. Филгрен, Г. Мичем.

Полет представлял собой научный эксперимент, экипаж ограничен с целью размещения дополнительного оборудования. Максимальная длительность обеспечения жизни 800 суток. После 1200 суток отсутствия корабль объявлен невернувшимся.

— Премия невелика, всего пятьдесят тысяч долларов, но это один из первых полетов с Врат, — послышался голос Альберта. — Человек, названный в документе Г. Мичем, кажется, соответствует Мертвецу, которого Вэн называет Генриеттой. Она была астрофизиком типа ВКД. Знаете, что это такое? „Все, кроме диссертации“. Диссертацию свою она сорвала. На защите ей заявили, что тут больше психологии, чем астрофизики, и она отправилась на Врата. Пилота зовут Дорис, что также соответствует, имя мужа — Арнольд.

— Значит, один из Мертвецов идентифицирован? Выходит, это реальные люди?

— Конечно, Робин. Вероятность ноль девяносто девять. Эти Мертвецы иногда отвечают нерационально, — продолжал Альберт, появляясь на экране — И, конечно, у нас не было возможности проводить прямой опрос. Корабельный компьютер не годится для такой задачи. Но, помимо совпадения имен, подходят и данные о полете. Он был посвящен астрофизическим исследованиям, а Генриетта постоянно говорит на астрофизические темы. Конечно, если оставить в стороне темы сексуальные, — изображение мигнуло, Альберт почесал щеку черенком трубки. — Например. „Стрелец А Запад“ — радиоисточник в центре Галактики. „NGC 1199“ — гигантская эллиптическая галактика, часть большого скопления. „Средняя радиальная скорость шарового скопления“ — в нашей Галактике составляет примерно 50 километров в секунду. „Красное смещение…“

— Не нужно перечислять все, — торопливо сказал я. — Ты понимаешь, что это значит? Я хочу спросить; если ты говоришь обо всех этих вещах, о чем ты в целом говоришь?

Пауза, на этот раз короткая; он не рассматривал всю литературу предмета, это он уже сделал раньше. „О космологии, — сказал он. — Особенно, я думаю, о классическом противоречии Хойла-Опика-Гамова. Суть противоречия; замкнута ли вселенная или открыта, конечна или циклична. Существовала ли она в устойчивом состоянии или началась с большого взрыва“.

Он снова помолчал, на этот раз чтобы дать мне возможность подумать. Я подумал, но без особого успеха. „В этом как будто ничего полезного“.

— Возможно, Робин. Но это некоторым образом связано с вашим вопросом о черных дырах.

„Проклятое рассчитывающее сердце“, — подумал я, но не сказал вслух. Он выглядел невинно, как ягненок, попыхивая трубкой, спокойно и серьезно. „Пока все“, — приказал я и долго смотрел на опустевший экран. А что если Эсси спросит, почему я интересуюсь черными дырами?

Она не спросила. Лежала, глядя на зеркало на потолке. Потом сказала: „Дорогой Робин, знаешь, чего я хочу?“

К этому я был готов. „Чего, Эсси?“

— Я хочу почесаться.

Я мог сказать только „Ох!“ Из меня как будто выпустили воздух, вытащили пробку. Я готов был защищаться — мягко, конечно, учитывая состояние Эсси. Но это оказалось не нужно. Я взял ее за руку. „Я беспокоился о тебе“.

— Я тоже, — практично ответила она. — Скажи, Робин, правда ли, что лихорадка от каких-то мозговых лучей хичи?

— Похоже. Альберт говорит, это электромагнитное излучение, но это все, что мне известно. — Я гладил вены на тыльной стороне ее руки, и она беспокойно шевельнулась. Но только от шеи и выше.

— У меня какие-то плохие предчувствия насчет этих хичи, Робин.